Сергей Алексеев - Утоли моя печали
– Боже!.. Какая вода! Это ведь живая вода! Живая вода!
– Хочешь, принесу шампунь и мыло? – предложил Ярослав.
– С ума сошел! Кто же моется в живой воде с мылом?! – Теперь она стояла под ледяным душем не шевелясь и закрыв глаза. – Я взлетаю! Святая вода… Завидую тебе! Ты каждый день можешь не только пить, но и купаться в живой воде. Это потрясающе, да?
Ярослав только пожал плечами.
– Я привык… Чувствую только холод. Но царапины и ссадины на руках заживают очень быстро.
– Хочу здесь жить! – вдруг воскликнула Юля, обдавая его жаркой волной предчувствия.
Потом она попросила полотенце и надо было идти в дом, где Ярослав неожиданно вспомнил, что Юлия пришла налегке, без рюкзака и каких-либо вещей. Даже если знать тропу через горный кряж, все равно это десять часов ходьбы, а то и больше. Отправиться в такое путешествие без куска хлеба, без ножа, спичек мог лишь самоуверенный и абсолютно неопытный человек. Но она все-таки одолела такую дорогу… Значит, ее кто-то вел, сопровождал какой-нибудь боярин, может, снова тот бородатый супермен…
Высунувшись в дверной проем, Ярослав неожиданно увидел Юлию под струями воды. Она успела загореть, и там, где был купальник, остались узкие белые полосы…
Оплодотворенная земля спасала от безрассудства, хотя он летел в воздушную яму и крылья не находили опоры…
Ярослав повесил полотенце на парапет, ушел в дом и принялся собирать на стол. Угощать гостью особенно было нечем; в запасах имелось несколько банок тушеного мяса, сгущенки и много – целый бак из нержавейки – соленого сала. В общем, пища не для обитательницы Дворянского Гнезда, и на какой-то миг он ощутил неловкость не привыкшего к нищете человека, однако махнул рукой: чем богаты, тем и рады, пусть попробует волчьей пищи…
Он вывалил постную конскую тушенку на сковороду, добавил туда мелко нарезанного сала, репчатого лука и вчерашней отварной картошки, выращенной на собственном огороде. Гулять так гулять!
Время от времени он выглядывал в окно – гостья все еще купалась в струях холодной воды и, смазанная, размытая ими, напоминала акварельный оранжевый мазок. К душу спустилась стайка горных козлов на водопой, стояли полукругом возле налитой лужи и пили, изредка вскидывая настороженные головки, будто рассматривали купающуюся женщину. Обычно они спускались ниже, к озеру, и следовало бы отпугнуть их, чтобы не приваживать, иначе за лето разворотят изгородь и выбьют весь огород, но это значило бы, что он подглядывал…
Козлов выпустили в заповедник лет десять назад, и теперь они расплодились, жили в основном возле Скита, привыкли к Ярославу и немедленно исчезали, если тут появлялись егеря. Однако Юлию они не боялись, возможно, потому, что она была призраком…
Она пришла, когда блюдо было готово, обмотанная полотенцем, развесив купальник и майку на забор под окном.
– Это твои овцы, Циклоп? – весело спросила она и впервые улыбнулась.
– Дикие горные козлы, – обронил Ярослав.
– А почему они ручные?
– Потому что ты… – Он осекся, вспомнив о пошлости. – Потому что они тебя не боятся.
– Нет, это потому, что ты их приручил… Помнишь, как в сказке, где Маленький Принц приручил лису?
– Не лису, а лиса, между прочим, – поправил он.
– Не забывай, приручать – это значит делать зависимыми, – зачем-то напомнила она. – Это опасно для всех. Кто приручил и кого приручили.
– Что-то я не совсем понимаю, о чем ты? Или о ком?
– Но мне это не грозит! – засмеялась Юлия и потеряла интерес к теме. – А знаешь, почему вода здесь живая? Потому что она – талая. Талая вода – это чудо! Она насыщена солнечной энергией!
– Так почему же опасно приручать? – спросил Ярослав, желая продолжить разговор, но она и тут увернулась.
– Ой, чем это так вкусно пахнет? – Она сунулась к плите, подняла крышку со сковороды.
– Волчья пища…
– Нет, это пища богов!.. Почему ты живешь один?
Эта ее способность мгновенно переключаться слегка обескураживала Ярослава.
– Потому что всех научных работников заповедника сократили…
– Я не о том, Ярый! – погрозила пальчиком. – Почему без жены? Или без женщины? Красивый молодой волк и без волчицы…
– Ждал тебя, – признался он. – Жил и ждал, когда ты придешь.
– Ты сейчас опять сказал пошлость, – строго заметила Юлия. – Это недостойно для… матерого зверя.
– Не веришь?
Она приблизилась, посмотрела в глаза, сказала серьезно:
– Пока не вижу… Не чувствую.
– Хорошо… Пожалуй, ты права. Я просто люблю одиночество и волю.
– Не правда! – мгновенно отозвалась она. – Ты страдаешь от одиночества! Я вижу! И тебе наскучила воля… Ты же хочешь, чтобы тебя приручили? Вижу, хочешь!.. А что ты хотел мне показать? Помнишь, ты заинтриговал меня? Говорил сначала пошлости, а потом… о лестнице любви и иконах. Когда начнется экскурсия?
– Как только стемнеет…
– А я хочу сейчас!
С ней было трудно спорить, и, чтобы уйти от ответа, Ярослав принес свой спортивный костюм и, указав на дверь, попросил переодеться. На удивление, она не воспротивилась, а только улыбнулась понимающе и удалилась в комнату. Тем временем он постелил новую клеенку и накрыл на стол, поразмыслив, выставил водку: более благородного напитка в доме не было.
Прошло минут пять, Юлия не появлялась, он подумал и убрал со стола водку… Потом снова вернул на место: к волчьей пище и напитки соответствующие…
И опять передумал: второпях надавил в кастрюльке собранной по весне клюквы, вылил туда водку и добавил сахара. Получилась розовая полусладкая настойка, которая смотрелась в лучах заходящего солнца как дорогое вино.
Еще через пять минут не выдержал и подошел к двери, легонько постучал, окликнул – полная тишина.
Тогда он приоткрыл створку и с опаской заглянул в комнату.
Юлия спала на его постели, так и не успев переодеться в костюм, который держала в руках, и на ее расслабленном от сна лице Ярослав увидел высшую степень блаженства.
И только сейчас она стала сама собой – призраком с каштановыми волосами…
Taken: , 17
Часа три, до темноты он бродил возле своего терема, отгонял обнаглевших горных козлов, пробовал копать грядки, однако мысли были прикованы к спящей Юлии. Самое время было отвести ее в мансарду и показать иконы, на которые так долго покушался хозяин Дворянского Гнезда, вероятно, узнав на них Юлию. Но разбудить ее не хватало мужества. Он угадывал в ней властную, сильную женщину и готов был ей подчиняться…
Где-то в подсознании еще бушевал протест человека, привыкшего к одиночеству, к замкнутой жизни, к собственной власти над собой, но он уже знал, что никогда не сможет противостоять ей, и в эти мгновения вспоминал свою мать, воля которой была непререкаема.