Командировка в ад - Анатолий Федорович Дроздов
— И что ты предлагаешь? — сощурился Младенович.
— На завтра назначен трибунал. Деяна расстреляют либо искупают, что только хуже. Прикажите его доставить и поговорите с ним. Возможно, Милица пристрастна. У вас есть дар чуять ложь. Понимаю, что сильно заняты. Но иначе может быть казнен невинный, а вражеский агент, затаившийся в Високи Планины, продолжит свое дело.
— Согласен с Николаем, — кивнул Касаткин-Ростовский. — Не так много народу знало, куда ребята выдвигаются. Деян — навряд ли.
— Коль оба на меня давите… — Младенович набрал на телефоне четыре цифры. — Оршич? Мне нужен Деян Симанич. Что, осудили? Не исполняйте приговор, мне он потребен для допроса. Что⁈ Ты собираешься порвать со мной из-за какого-то докторишки⁈ Ты, что, бессмертный? То-то, — генерал швырнул трубку на телефон. — Через два часа доставят.
— Представляю, что у них сейчас там происходит, — прокомментировал Борис, первым наладивший контакты с сомнительными союзниками. — Оршич — мямля. И одновременно старший в чине над остальными, а среди тех есть крепкие орешки. Сейчас он блеет перед ними, оправдывается — зачем Деяна с разбитой рожей вести на БиоМед.
— Свободны, — повел рукою генерал. — Дел у меня по горло. Когда доставят вашего страдальца, вас позовут.
Волхвы отправились за дверь. Борис куда-то убежал, а Николай подумал было совершить короткий вылет с крылом, но остановился на полпути, пораженный неприятной догадкой.
Ольга…
Она, конечно, радовалась их возвращению, но насколько искренней была та радость? Почти каждая фемина — прирожденная актриса, симулировать слезы или восторг, а также изображать оргазм почти любая сможет не хуже лицедея. Очень немногие знали точный состав их группы, Благоевичи входили в их число. Несвицкий и другие волхвы особо не таились. А Ольгу Николай отверг, пусть вежливо и деликатно, но факт остается фактом: у обиженной женщины имелся мотив.
С таким настроением он воздержался от полета. Небо требует сосредоточенности, а опыта подъемов с крылом у Николая — мизер. Вырваться из белградского капкана и сложить голову от собственной невнимательности? Этого он Святому Петру не объяснит. Точно также, в случае ложности сомнений, не объяснит Марине, почему подозревал ее кузину, оказавшуюся невиновной. Уверенности-то нет!
Пока Николай терзался от противоречивых чувств, каким-то образом в подземелье БиоМеда, точнее — в подбетонье, вдруг оказалась Милица. Наверно, кто-то ей шепнул, что сейчас решится судьба Деяна. А нашептать мог только Касаткин-Ростовский.
— Ты говорил с Младеновичем? — она буквально впилась когтями в рукав Несвицкого. — Да? И что он обещал?
— Разобраться. Не торопи события.
— Я сама к нему пойду!
— Ты только навредишь. Жди. Деян и в самом деле тебе дорог?
— Не знаю… — она понуро опустила голову. — Мы не близки, если ты об этом думаешь. Сама себе порою удивляюсь. Но если его расстреляют, не представляю, как переживу.
Взволнованная, с растрепанной темной челкой, сербка выглядела необычайно привлекательно. У Марины, появись у нее шанс взглянуть эту сцену, наверняка бы шевельнулась ревность. Вот только Милица, при всем уважении к князю, неровно дышала к приговоренному медику. Естественно, ее не пустили к генералу. Деяна ввели Оршич и Ковачич, за ними шагнули Несвицкий с Касаткиным-Ростовским, после чего адъютант Младеновича закрыл дверь в кабинет.
Генерал вышел из-за стола с сел напротив осужденного. Другим велел отступить к стене. Взгляд командующего стал необычным, слегка расфокусированным. Безо всяких предисловий в духе «назовите ваше имя» он начал задавать короткие вопросы.
— Ты подписал признание?
— Да.
На лице и руках арестанта не имелось ни малейших следов пыток — вырванных ногтей, выбитых зубов или иных следов насилия. Осунувшийся, подавленный, небритый — да. Но не более.
— Ты самом деле передал врагу сведения о диверсантах?
— Конечно — нет, господине генерал.
— Подписал под пытками?
— Да.
— Какими?
— Надевали пакет на голову, лишали воздуха. Присоединяли провода к мошонке. А также…
— Подробности излишни, ты не врешь. Реабилитирован полностью. Касаткин-Ростовский! Увести и держать на базе до обнаружения истинной немецкой агентуры, — на «юрисдикцию» самопального трибунала хорватов Младенович забил. — Пока в Високих Планинах считают Деяна виноватым в гибели полицейского, запросто устроят еще один самосуд. Надо заняться организацией нашей контрразведки и юстиции… Упустил за более срочными хлопотами.
Оршичу, как показалось Николаю, немного даже полегчало. Капрал Ковачич, естественно, не согласился.
Касаткин-Ростовский, расстегнувший к тому времени наручники на запястьях доктора, обернулся и положил капралу руку на плечо.
— Эй! Вспомни нашу первую встречу. Как трудно было нам договориться. Теперь представь: мы найдем истинного немецкого шпиона, и городок узнает, что хорватские полицейские расстреляли невиновного серба? Подумай — как мне вас мирить?
— Курва ваш Деян. Виноватый, я уверен! — Ковачич стряхнул руку князя.
— Ничем, кроме его признания под пытками, свою уверенность не подтвердишь. Будут доказательства — рассмотрим.
— Заканчиваем с этим, — оборвал Младенович. — Не забывайте, что передать сведения и, тем более, фотографии наших людей противнику — непросто. Как минимум, нужно выехать за пределы карантинной зоны. Скорей всего, предатель не один. Все свободны! Несвицкий, задержись.
Когда все удалились, Николай поделился сомнениями относительно Ольги.
— Понимаю бестактность моей просьбы, и вам не стоит отвлекаться на каждое расследование или допрос. Но речь о моей семье…
— Та Ольга, чей крик о помощи позвал вас в Сербию? Припоминаю. А как ты будешь выкручиваться перед своими, когда хорваты наденут ей браслеты? Ведь все поймут, чья была инициатива.
— Вы правы… — Николай развел руками и замер в ожидании.
На генерале висит ответственность за будущее Сербии, минута его времени — дороже золота. А тут семейные проблемы.
Младенович, вздохнув, скосил взгляд на бумаги. Все неотложные, а тут еще вопрос о контрразведке и судах на освобожденной от немцев территории. Где время-то на все найти? Еще — ресурсы.
— Вот что, Николай, — сказал Младенович, приняв нужное решение. — А пригласи-ка меня в гости. К примеру, завтра. Иначе я покроюсь плесенью в бетонном бункере. Хорошо? Нахлебником не стану — продуктов и вина подбросит адъютант.
— Нет, этого не нужно, — Несвицкий улыбнулся. — Нас Милица
