Андрей Бондаренко - Серебряный бумеранг
Анхен понимающе кивнула головой, достала из ящика письменного стола тонкую, очень длинную сигарету, вставила в чёрный мундштук, прикурила.
— Да, какой из нашего Вани — фашист? Это он так, сугубо от серой скуки…. Некуда силы недюжинные приложить, нет дела настоящего, вот и мается молодой сеньор откровенной дурью. А вот эти мои интимные отношения с ним.… Во-первых, для Аргентины это совершенно нормально, когда опытная незамужняя женщина берёт под свою опеку — во всех смыслах — многообещающего горячего юнца. Это, если хочешь знать, даже считается хорошим тоном. Дело, безусловно, полезное для обеих сторон. Вот…. А во-вторых, меня донна Мария Сервантес сама об этом попросила.
— Мари? Сама попросила? — Денис не поверил своим ушам.
— А, что такого? — в свою очередь удивилась Анхен. — Мария у нас очень мудрая и рассудительная женщина. Настоящая — «Мать Семейства»…. Узнала, что сын всерьёз увлёкся фашистскими идеями, заволновалась. Но в лобовую атаку не ринулась, потому как знала, что это бесполезно: упрямство у Ваньки фамильное, чем больше на него давишь, тем только хуже делаешь. Вот она ко мне и обратилась…. А я что? Паренька пригрела, глаза открыла ему на некоторые вещи, познакомила с нужными людьми…. Тут до Ивана у меня был один молодой человек, — боевая подруга мечтательно прикрыла глаза, — Эрнесто Гевара, по прозвищу «Че». Такой конкретный молодой человек, с правильными и железобетонными понятиями…. Так вот, я нашего юного Сервантеса и познакомила с этим Че. Так что, Ваня теперь вроде меня, агент Эрнесто Гевары в этом фашистском гадюшнике. Понятно, что я делаю вид, будто ничего не знаю…. Иван мне тут недавно сказал — под большим секретом — что весной, то есть, в октябре месяце, собирается в Мексику, мол, захотел посмотреть на какие-то древние пирамиды, конспиратор хренов. Я то знаю — по своим каналам — что Че сейчас находится в Мехико и вместе с компанией отвязанных кубинцев готовит какую-то серьёзную революцию…. Оно и правильно: пусть мальчишка свою кипучую энергию направляет в верное русло. И Мария этот шаг сына полностью одобряет, хотя, тоже делает вид, что совершенно не в курсе…. Так что, командир, здесь всё нормально, не переживай!
— А сеньор Алекс знает об этих ваших женских интригах?
— Нет, конечно же! И ты, дон Оскар, пожалуйста, ему ничего не говори про эти дела! — Анхен разволновалась не на шутку. — Точно, не скажешь? Алекс Сервантес, он же — Александр Крестовский, теперь у нас настоящий аргентинский кабальеро, идальго — по понятиям…. Гордый весь из себя, строгих католических правил. Он не поймёт этой маленькой женской хитрости, обидеться…. Так мало того, что обидится, так ещё захочет вместе с сынком в Мексику прокатиться, тряхнуть стариной, вдоволь сатрапам всяким глотки безжалостно порезать. А вот этого мне Мари вовек не простит! А с ней ссорится — себе дороже…. Знаешь, как тут её называют? «Сеньора-гаучо»! Она одна — на всю Аргентину — «сеньора-гаучо», представляешь!? Э, да я смотрю, ты совершенно не проникся! Ты хоть знаешь, кто такие гаучо?
— Пастухи какие-то, кажется, что-то вроде северо-американских ковбоев…
— Пастухи? — Анхен чуть не задохнулась от ненаигранного приступа возмущения. — Ну, ты даёшь, командир, ляпнуть такое! Пастухи?! Хорошо ещё, что тебя не слышал никто из местных патриотов! Ладно, просвещу тебя, неуча, а то попадёшь ещё в неловкую ситуацию, засмеют, а то и на дуэль вызовут…. Слушай. Пампа на языке индейцев кечуа обозначает — «ровная земля». Но это — полное враньё! Пампа — это бескрайние равнины, густо усеянные множеством невысоких холмов, покрытых лесом и кустарником, есть здесь и пустынные районы с соляными озерами, и классические степи с высокими травами. Пришли жестокие испанцы, за несколько веков уничтожили всех местных индейцев — и кечуа и керанди, перестреляли всех гуанако и страусов-нанду, потом завезли из Европы и выпустили в пампу всякий домашний скот.…Но Аргентина, где не оказалось богатых залежей золота и серебра, испанцев совершенно не интересовала, они стали весело и дружно переселяться в Перу и Парагвай. Одичавший рогатый скот и лошади очень быстро размножались и чувствовали себя в пампе просто превосходно. Для парнокопытных здесь идеальная среда и климат, так сказать…. И тогда в пампу пришли бродяги самых разных национальностей, бедные — как худые церковные крысы. Чтобы не умереть с голода, они отлавливали всех этих диких лошадей, буйволов и коров, загоняли их на наспех огороженные территории…. Так в Аргентине появились ранчо и гаучо — вольная и свободолюбивая разновидность людей, не признающая общепринятых устоев. Мораль у гаучо проста: — «Мы были никому не нужны. Когда наши дети пухли от голода, то никто не помог, все презрительно отвернулись в сторону. Мы всего добились сами, собственными руками, безо всякой помощи со стороны…. Поэтому теперь мы ничего никому не должны! Пошли вы все в грязную задницу — с вашими законами, конституциями и прочим уродством! Мы живём, как хотим, и никто не имеет права вмешиваться в нашу жизнь…». Гаучо — страшные гордецы. Даже с современными мужчинами-иммигрантами они почти не общаются, считая это ниже своего достоинства. Что тут говорить про женщин-иностранок? Так вот, Мария — самая желанная гостья в любом поселении гаучо! Чем она их всех взяла? Неизвестно…. Но это — непреложный факт, известный на всю страну. Об этом и в газетах много раз писали!
— Да, интересные пирожки с котятами, — вздохнул Денис. — Судя по всему, Мари и Крест крепко прикипели к этой странной бело-голубой стране…. А, вы, уважаемая фройляйн Мюллер? У вас как складываются отношения с Аргентиной?
Анхен нервно передёрнула плечами, нахмурилась, а потом улыбнулась — широко и по-доброму:
— Знаешь, дон Оскар, здесь очень трудно только первый год, ну, первые два года: всё внове, всё непривычно. А потом привыкаешь, втягиваешься…. Права Мария: Аргентина очень и очень привязчивая страна, берёт людские сердца в плен — надолго и всерьёз…. Хочешь, я тебе расскажу про свою Аргентину? Как я её понимаю и ощущаю? Тогда слушай внимательно…. У Аргентины — три символа: танго, мате и великая Эвита Перрон. Танго это…, - Анхен зажмурила глаза. — Это…. Танго больше, чем простой танец, танго — это маленькая жизнь. Для тех, конечно, у кого сердце не изо льда…. Откуда взялось танго, где его корни? Мне про это так рассказывали. Десятки тысяч европейских эмигрантов в начале века прибывали в Буэнос-Айрес в поисках удачи, богатства и счастья. Одинокие мужчины скучали по оставленным дома женщинам и, в поисках утешения, проводили долгие вечера в здешних публичных домах. Ожидая своей очереди, а с проститутками, как это и ни странно, наблюдался определённый дефицит, они танцевали друг с другом своеобразный танец, полный страсти и желания, танец, напоминающий состязание за обладание женщиной. Ну, как аналогичные танцы у некоторых птиц и животных. Глухари там, благородные олени…. Позднее танго стали исполнять в сопровождении испанских и итальянских мелодий, смешанных с африканскими ритмами кандомбе. Постепенно его начали танцевать с женщинами, и танец стал более сексуально-демонстративным и менее меланхоличным. Затем появились песни танго, повествующие о глубоких и печальных чувствах: о тоске по родине и любимым, о любовных страданиях, о ревности и о предательствах вероломных женщин…. Мате…. Аргентинцы говорят, что мате объединяет семью. Когда готовят мате, все бросают свои дела и семья спешит к обеденному столу…. Мате — национальный аргентинский напиток, настой из листьев «йерба мате» — высокого вечнозеленого куста. Его листья содержат тонизирующее вещество матеин, по действию схожее с кофеином. По вкусу мате больше всего похож на обычный зеленый чай. Хотя, конечно, местным знатокам такое сравнение покажется кощунством…. Для приготовления мате в испанском языке есть специальный глагол «севар», а человека, который готовит мате, называют «севадор». Готовят мате в специальной посуде — калабасе, изготовленной из маленьких тыквочек — плодов местного растения лагенарии. Коренные памперо, жители пампы, считают, что мате обнаруживает свой настоящий вкус, только если пьется из калабасы, а не из стеклянного стакана…. Калабасу до краев заливают нагретой до восьмидесяти градусов водой. Знатоки утверждают, что, если залить крутым кипятком, то вкус напитка испортится, а если залить недостаточно нагретой водой, то возможно расстройство желудка. Индейцы-гуарани пьют мате, настоянное на холодной воде. Такой напиток называется «терере», но он годится только для индейских желудков…. Мате первой заварки, как говорят у нас в Аргентине — «первое мате», самое крепкое и ароматное, обычно достается или главе семьи, или севадору. Потом калабасу доливают горячей водой, и она идет по кругу, каждый пьет не торопясь, через бомбилью — сосательную трубку с фильтром на конце…. Но главный символ Аргентины, по крайней мере, сейчас, в 1955 году, это великая и непревзойдённая Эвита Перрон, жена диктатора Хуана Перрона. Она умерла в возрасте Христа, в тридцать три года, и была, по приказу своего супруга, мумифицирована. Ее огромные портреты до сих пор висят на стенах едва ли не каждого дома в бедных кварталах всех аргентинских городов…. Эвита говорила: — «Управлять страной — все равно, что снимать фильм о любви, где в главных ролях заняты один мужчина и одна женщина. Все остальные — всего лишь статисты». Она родилась в бедной семье и с самого детства мечтала о карьере актрисы. Ей удалось вскружить голову бедняге Перрона, а потом наша Эвита вознеслась к Власти…. Она раздавала беднякам деньги и вещи. Аристократия ее ненавидела — до желудочных колик. А Эвита все делала им назло: рано по утрам она проносилась мимо богатых кварталов на автомобиле, гудя в клаксон, чтобы богатые матроны дрожали от страха. Ненависть к ней со стороны аристократии была безмерна…. Когда Эва мучительно умирала от рака желудка, в богатых кварталах пили за ее скорейшую кончину, а на стене дома, что стоял напротив президентского дворца, появилась надпись: — «Да здравствует рак!»…. Известие о том, что Эвита умирает, породило в народе настроения, близкие к массовому психозу. В надежде спасти ее, люди мучили себя до полусмерти, чуть ли не ежедневно устанавливая посвящённые ей самые невероятные рекорды. Один танцор сто двадцать семь часов, не останавливаясь, танцевал танго, пока не упал без сознания. Знаменитый бильярдист сделал подряд полторы тысячи ударов кием. Две пожилые женщины ползали на коленях вокруг центральной площади Буэнос-Айреса в течение пяти часов до тех пор, пока одна них не раздробила себе колено.… По всей стране люди воздвигали алтари, на которых беспрерывно горели восковые свечи и стояли портреты Эвиты. Люди сутками простаивали перед ними, молясь за выздоровление своей любимицы.…С наступлением сумерек ее портреты выносили из домов на свежий воздух, чтобы «она могла подышать» прохладой, и тогда то в одной, то в другой деревне люди то и дело видели вокруг ее головы сияющий нимб…. Эвита умирала очень долго…. В последние месяцы она весила всего тридцать три килограмма. Опять эта мистическая цифра! По распоряжению Хуана Перрона от Эвиты до конца скрывали, что ее болезнь неизлечима. Чтобы она не замечала ужасной потери веса, весы, которыми она пользовалась, были переделаны так, что показывали всегда один и тот же вес, близкий к нормальному…. Радиоприемники во дворце были отключены. По всей стране люди больше знали о болезни Эвиты, чем она сама…. Когда 26 июля 1952 года Эвита скончалась, население Аргентины ожидало неминуемого конца света…. На ее похороны пришли миллионы. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к ее гробу. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь не попытался покончить с собой у ее тела. Наемные рабочие и крестьяне в разных концах страны видели ее лицо в небе…. Тысячи бедных людей по призыву Перрона писали ей письма на адрес дворца и получали в ответ надушенные конверты с надписью: «Я целую тебя с неба»…. Тринадцать дней ее тело лежало в стеклянном гробу, и аргентинская нация прощалась со своей «Небесной Принцессой»…. Если, командир, завтра утром, после восьми часов, ты включишь радио, то вскоре услышишь, как глубокий мужской голос произнесёт: «Сейчас восемь часов двадцать пять минут. Время, когда великая Эвита Перрон стала бессмертной…».
