Джек Лондон - День пламенеет
Пламенный следил за приготовлениями, сам поправляя мундштук и приноровил длину стремян. Он покачал головой, увидев мартингал, но, уступив советам барышника, разрешил его оставить. А Боб, за исключением нескольких шаловливых выходок, беспокойства не причинил. Целый час он вел себя примерно, если не считать вполне простительных курбетов[13] и попыток встать на дыбы. Пламенный был в восторге. Он немедленно заключил сделку, и Боб конюхом был переправлен через бухту в свое помещение, в стойла при Академии верховой езды в Окленде.
На следующий день было воскресенье. Пламенный поднялся рано и переправился на пароходе вместе с Волком, вожаком своей упряжки, единственной собакой, какую он захватил с собой, уезжая с Аляски. В поисках Диди Мэзон и ее гнедой лошади Пламенный тщетно рыскал по холмам Пиедмонта и вдоль дороги, ведущей в Беркли. Но огорчаться у него не было времени, так как его собственный гнедой не давал ему скучать. Боб оказался вероломным чертенком и стал изводить своего ездока, на что тот отвечал той же монетой. Пламенный призывал на помощь все свое знание лошадей и лошадиной природы, а Боб в свою очередь проделал все известные ему трюки. Обнаружив, что мартингал затянут слабее обыкновенного, он продемонстрировал свое умение становиться на дыбы и ходить на задних ногах. Промучившись минут десять, Пламенный слез и подтянул ремень. Боб стал вести себя с ангельской кротостью и совершенно одурачил своего хозяина. По прошествии получаса Пламенный, обманутый и доверчивый, ехал шагом и крутил папироску; колени его были разжаты, а поводья лежали на шее лошади. Вдруг Боб повернулся и с молниеносной быстротой закружился на задних ногах, оторвав передние от земли. У Пламенного правая нога выскочила из стремени, а руки обвились вокруг шеи животного. Боб воспользовался своим преимуществом и стрелой понесся по дороге. Пламенный, горячо надеясь, что в этот момент не встретится с Диди Мэзон, уселся наконец как следует и остановил лошадь.
На обратном пути Боб на том же месте снова закружился. На этот раз Пламенный удержался в седле, но ничем не мог остановить его пируэтов. Повод не помогал. Он заметил, что Боб поворачивается направо, и решил на будущее время действовать левой шпорой. Но, вслед за неожиданным поворотом, Боб немедленно начинал кружиться, и не было времени принять меры предосторожности.
— Ну Боб, — обратился он к животному, вытирая пот, слепивший глаза, — должен сознаться, что ты — самое проклятое и проворное существо, какое мне когда-либо приходилось встречать. Я знаю, чтобы тебя выпрямить, нужно только коснуться шпорой… Ах ты, скотина!
Едва шпора коснулась его, как Боб поднял заднюю ногу и больно ударил по стремени. Несколько раз Пламенный из любопытства повторял опыт, и каждый раз копыто Боба ударяло по стремени. Тогда Пламенный, решив последовать его примеру и прибегнуть к неожиданным мерам, внезапно вонзил в него обе шпоры и подхлестнул снизу хлыстом.
— Видно, тебя еще никто не брал в работу, — пробормотал он, когда Боб, недовольный, что так грубо прервали его забаву, полетел вперед.
Раз шесть Пламенный пускал в ход шпоры и хлыст, а затем стал наслаждаться бешеной скачкой. Не получая больше ударов, Боб через полмили перешел в легкий галоп. Волк, слегка отстававший, нагнал их, и все шло прекрасно.
— Я тебе еще покажу, мой мальчик. Ты у меня узнаешь, как кружиться, — говорил Пламенный лошади.
Но тут Боб повернулся. Он это сделал в самый разгар галопа, внезапно остановившись с широко расставленными ногами.
Пламенный, застигнутый врасплох, снова обхватил руками шею животного, и в ту же секунду Боб, оторвав ноги от земли, повернулся кругом. Только великолепный наездник мог усидеть в седле, и Пламенный едва не слетел на землю. К тому времени, как он выправился в седле, Боб несся в карьер назад по дороге, по какой они только что ехали, а Волк, с трудом поспевая, бежал в кустах.
— Ладно, проклятый, — ворчал Пламенный, работая шпорами и хлыстом. — Хочешь ехать назад, ну и поезжай, и будешь ехать, пока я тебя не загоню.
Когда, спустя некоторое время, Боб попытался замедлить бешеный ход, снова в него вонзились шпоры и хлыст и поддали жару. Решив, наконец, что лошадь достаточно наказана, Пламенный резко повернул ее и пустил легким галопом вперед по дороге. Спустя немного он натянул повод и остановил ее, чтобы посмотреть, не задыхается ли она. Постояв с минуту, Боб нетерпеливо повернул голову и шаловливо ткнулся носом в стремя, словно желая сказать, что пора уже трогаться в путь.
— Ах, черт бы меня побрал! — воскликнул Пламенный. — Ни злости, ни раздражения, ни усталости — и это после такой переделки. Ты — сокровище, Боб!
И снова Боб повел себя как подобает примерной лошади. Так продолжалось около часу, и опять Пламенный проникся к нему доверием, когда, без всякого предупреждения, Боб начал крутиться и закусывать удила. Пламенный прекратил эти выходки, пустив в ход шпоры и хлыст и заставив его пробежаться несколько миль в обратном направлении. Но когда он повернул его и снова пустил вперед, Боб сделал вид, что все его пугает — и деревья, и коровы, и кусты, и Волк, и его собственная тень, — короче, каждый предмет, попадавшийся на пути. В таких случаях Волк ложился в тени и наблюдал, а Пламенный сражался со своей лошадью.
Так прошел день. У Боба развилась привычка притворяться, будто он хочет кружиться, но на самом деле не кружился. Это было ничуть не лучше, ибо всякий раз Пламенный шел на удочку, сжимал ноги и напрягал все мускулы своего тела. А после нескольких таких провокаций Боб действительно начинал кружиться, и Пламенный, застигнутый врасплох, должен был снова обнимать его шею. Весь день Боб переходил от одного трюка к другому; пропустив с дюжину автомобилей по дороге в Окленд, он вздумал смертельно испугаться при виде самой обыкновенной маленькой повозки. Перед возвращением в стойло он завершил прогулку, завертевшись и поднявшись на дыбы одновременно; при этом мартингал лопнул, что дало ему возможность стать на задние ноги почти вертикально. Стременной ремень не выдержал, и Пламенный едва не слетел.
Но лошадь ему понравилась, и он не жалел о своей прогулке. Он понял, что Боб не коварен и не зол; вся беда была в том, что жизнь била в нем ключом, а по уму он превосходил обычную среднюю лошадь. Этот избыток жизненных сил и ум, соединенный с беспорядочной резвостью, сделали его таким, каков он был. Чтобы им управлять, нужны были сильная рука, умеренная строгость и некоторая жестокость, необходимая для утверждения своей воли.
— Или ты, или я, Боб, — несколько раз говорил ему Пламенный в течение этого дня.
