Пол Сассман - Исчезнувшая армия царя Камбиса
— Куропатку, пожалуй. Да, куропатку. Ее здесь готовят неплохо. А для начала нам принесут пирожки с морской живностью. Звучит, во всяком случае, интригующе. Как, Джемал?
— Я не голоден.
— Оставь, пожалуйста. Должен же ты подкрепить силы.
— Я пришел сюда для беседы.
Скуайерс укоризненно качнул головой и повернулся к сидевшему слева от него дородному, абсолютно лысому мужчине с неправдоподобно тяжелым золотым «ролексом» на руке.
— Что скажешь, Мэйси? Неужели и ты захочешь оставить меня в одиночестве?
Опустив голову к меню, американец поправил лежавший на шее носовой платок: несмотря на работавший кондиционер, ткань была мокрой от пота.
— А старый добрый бифштекс тут готовят? — с акцентом жителя южных штатов процедил он.
— Там, — Скуайерс кивнул на меню, — значитсяfilet mignon.
— С соусом? Мне не нужен никакой соус. Пусть будет просто кусок мяса.
Британец подозвал официанта.
— Филе миньон у вас подают под соусом?
— Да, сэр. Под острым перечным соусом.
— К черту соус. Обыкновенное мясо, — твердо сказал Мэйси. — Без всякой дряни. Сумеет ваш повар приготовить кусок говядины?
— Не сомневаюсь, сэр.
— Так вот, с кровью. На гарнир — жареный картофель.
— Закуски, сэр?
— О Боже, не знаю. Что ты там предложил, Скуайерс?
— Слоеные пирожки с морской живностью.
— Годится. И бифштекс с кровью!
— Великолепно! — Скуайерс улыбнулся. — Значит, куропатка, слоеные пирожки, бифштекс. Будьте добры, карту вин.
Официант с почтением взял у него меню и исчез. Мэйси разломил мягкую булочку, смазал половинку маслом, отправил в рот.
— Ну, что у нас происходит? — тщательно пережевывая хлеб, осведомился он.
— Похоже, — косясь со скрытым отвращением на американца, ответил Скуайерс, — наши друзья объявились в Луксоре. Я прав, Джемал?
— Сегодня, во второй половине дня, — подтвердил египтянин.
— Эта возня становится уже смешной, — недовольно пробурчал Мэйси. — Нам известно, где находится объект. Почему мы не можем просто изъять его? Хватит валять дурака!
— Чтобы выдать себя ненужной активностью? — язвительно бросил британец. — Нет, действовать мы будем только в самом крайнем случае.
— Мы не в игрушки играем, — с вызовом заметил Мэйси. — Слишком многое поставлено на карту.
— Согласен, — кивнул Скуайерс. — Однако будет лучше, если пока мы останемся в тени. Зачем бесполезный риск? Пусть на него идет Лакаж со своей дамой.
— Мне это не нравится. — Американец сделал глотательное движение. — Чрезвычайно не нравится.
— Не беспокойся.
— Я хотел сказать, что Саиф аль-Тхар…
— Не беспокойся, — с едва слышимым раздражением в голосе повторил Скуайерс. — Главное для нас — сохранять выдержку.
Официант принес карту вин, и дипломат, поправив очки, погрузился в ее изучение. Мэйси принялся неторопливо намазывать маслом оставшуюся половинку булочки.
— Возникла небольшая проблема, — после краткой паузы негромко проговорил англичанин.
— Начинается, — проворчал Мэйси. — Что еще?
— Полисмен из Луксора. Судя по всему, ему стало известно о недостающих иероглифах.
— Черт бы вас всех побрал! Вы отдаете себе отчет в том, насколько высоки ставки?
— Безусловно, — уже не скрывая досады, ответил Скуайерс. — Только я не стал бы впадать в истерику.
— Оставь свой покровительственный тон для другого, недоносок!
Джемал звонко хлопнул ладонью по столу, на что тонкостенные бокалы отозвались обиженным звоном.
— Прекратите, — прошипел он. — Ругань делу не поможет.
Над столом повисло угрюмое молчание. Яростно покончив с первой булочкой, американец потянулся за второй. Скуайерс сосредоточенно чертил вилкой по скатерти; пальцы египтянина перебирали бусины четок.
— Джемал прав, — произнес наконец дипломат. — Идиотские споры ни к чему не приведут. Вопрос заключается в следующем: как нам быть с этим ретивым служителем закона?
— Думаю, все и так ясно. — Мэйси повел головой. — Не хватало только, чтобы какое-то ничтожество провалило нам операцию!
— Аллах Всеблагий! — изумился Джемал. — Нам придется убить полицейского?
— Нет. Оденьте его в вечерний костюм и отправьте на прием. Вы прекрасно поняли мои слова.
Во взгляде египтянина блеснула ненависть, он сжал кулаки. Скуайерс отложил карту вин, соединил ладони, уперся подбородком в кончики пальцев.
— В сложившихся обстоятельствах физическое устранение представляется мне слишком радикальным, — рассудительно произнес он. — Чтобы расколоть орех, не обязательно брать в руки кувалду. Не сможем ли мы обойтись без насилия, Джемал?
— Его отстранят от расследования, я позабочусь.
— Это было бы самым грамотным, — одобрил Скуайерс. — Труп полицейского неизбежно приведет к массе осложнений. И ни в коем случае не спускай с нашего героя глаз.
Джемал кивнул.
— Я все же убрал бы его, — не сдавался Мэйси. — Одной помехой стало бы меньше.
— Если мы и окажемся вынужденными прибегнуть к устранению полисмена, то позже, — стоял на своем англичанин. — Но на сегодняшний день об этом не может идти речи. Смертей в деле и без того хватает.
— Рассчитываешь на Нобелевскую премию мира? Тогда смени профессию.
Оставив без ответа саркастический выпад собеседника, Скуайерс вновь углубился в карту вин. Сидевший за роялем в глубине ресторана мужчина опустил пальцы на клавиши.
— В биографии полисмена есть одна интересная деталь, — задумчиво сказал дипломат. — Некая ниточка связывает его Саиф аль-Тхаром. Не так ли, Джемал?
— Старые счеты, — пояснил египтянин, перебирая четки. — Что-то вроде кровной вражды.
— Бред какой-то! — пренебрежительно фыркнул американец.
— Необычно, правда? — Скуайерс улыбнулся, к нему вновь вернулось абсолютное самообладание. — До чего тесен мир, в котором мы живем! Ага, вот и пирожки. Запьем мы их бутылочкой «шабли», а к горячему принесут бургундского.
Он аккуратно разложил на коленях тугую от крахмала салфетку.
Профессора Мохаммеда аль-Хабиби мучила резь в глазах. Старик осторожно потер пальцами веки, и на некоторое время боль отступила. Однако когда историк вновь склонился над столом, жгуче-колющее ощущение вернулось. В висках застучали тысячи молоточков. Все чаще давали знать о себе годы, уже не первый раз за последнее время глаза отказывались видеть. Аль-Хабиби понимал, что нужно пойти домой, отдохнуть, но сделать этого он не мог. Во всяком случае, не раньше, чем разложенные на столе предметы расскажут ему о своем прошлом. Ведь их принес Юсуф, друг. Перед Юсуфом профессор чувствовал себя в долгу, да и перед Али тоже. Бедняга Али!
