Анри Кулонж - Шесть серых гусей
— У нас есть еще несколько часов, — сказала она тихо. — Не поплавать ли нам в каноэ еще разок?
Ларри погладил ее по бледной щеке.
— Помни, к возвращению дона Этторе ты должна быть уже дома, иначе у него возникнут подозрения, особенно если он заметит отсутствие портшеза…
— Сейчас четыре, а он никогда не возвращается раньше девяти, — сказала Домитилла. — Тогда я и посмотрю, не заметил ли он чего, и расскажу ему, как я волнуюсь, что отец еще не вернулся. А завтра утром я объясню, что не спала уже вторую ночь, что не хочу оставаться на Ривьера-ди-Кьяйя и решила пойти работать в Баньоли. Видишь, у нас достаточно времени, чтобы сплавать снова…
Она наклонилась, чтобы поцеловать его. Он позволил ей это, но не вернул поцелуй. Неожиданно она разжала объятия, встала, одернула юбку и вылезла из лодки.
— Почему ты отворачиваешься от меня? — с болью в голосе крикнула она. — Тебе что, не было хорошо? Тебе не понравилось?
— Очень понравилось, — ответил он огорченно. — Ты меня немного изнасиловала, но я не буду на это жаловаться! Плохо, что я не могу отделить то, что чувствовал сейчас с тобой, от того, что случилось раньше…
— А я, когда буду думать о нас двоих, стану вспоминать каноэ, а не портшез!
— Мне бы тоже этого хотелось, — с сожалением заметил он.
Она в ярости бросилась прочь, и он увидел, как она лавирует между связками шестов и с томной грацией устремляется в лабиринт из предметов. Враждебное и нелепое пространство гаража, казалось, очеловечилось, согрелось и превратилось в фантасмагорический дворец, в котором она была одновременно нимфой и весталкой. Внезапно раздался пронзительный крик.
— Что случилось? — воскликнул Ларри. Домитилла согнулась, словно ее подстрелили на бегу, и он с ужасом увидел, что стальные челюсти капкана сомкнулись на ее узких щиколотках. Она продолжала кричать и ломать руки, скрючившись от боли. Он тут же представил себе, как ломаются ее хрупкие косточки, ее боль, кровотечение, которое никак не удается остановить… И кого звать на помощь в такой ситуации?.. Он бросился к ней, торопливо надевая брюки.
— Этого еще не хватало! Угодить в волчий капкан в центре Неаполя! Что за бредовая мысль хранить такую штуковину! Где ключ?
— На верстаке! — крикнула она.
Он уже бежал к верстаку, когда услышал, как она вприпрыжку бежит за ним, заливаясь смехом.
— Я пошутила, этот капкан для гризли! Я спокойно могу всунуть туда ноги и вытащить их…
Раздался звук пощечины. Все случилось как бы помимо его воли, и он тотчас же пожалел об этом, с таким невыразимым упреком смотрела на него девушка.
— Ты делаешь… так же, как он. — выдохнула она.
— Послушай, если ты и с ним так шутила, то тут я его понимаю.
Она снова заплакала. Горе ее было настолько безутешно, что он обнял ее и, прижав к себе, попытался приласкать:
— Прости меня. Я так испугался… Мне показалось, ты можешь потерять ногу… Я не понимаю таких шуток.
Видя его раскаяние, она немного успокоилась.
— Я встала, чтобы достать для тебя подарок, — объяснила она, шмыгая носом. — Я хотела подарить тебе это. Чтобы ты помнил о том, как мы впервые были вместе.
Она поколебалась с минуту, потом открыла маленькую сумочку на длинной ручке, которую он уже видел у нее в тот день, когда взорвалась бомба, достала сложенный вчетверо листок бумаги и протянула Ларри.
Он медленно развернул листок. Едва взяв записку, прежде чем прочитать из нее хоть слово, он вновь ощутил далекий и неистребимый запах воска, наполнявший готические залы Бодлианской библиотеки. Последние лучи солнца придавали белой бумаге оттенок старого пергамента.
— Подожди, здесь есть лампа, я сейчас зажгу, — сказала Домитилла.
В колеблющемся пламени газовой лампы он наконец смог рассмотреть листок.
— Кажется, на эту записку пролили воду! — воскликнул он разочарованно.
И в самом деле, на листке остались коричневатые следы жидкости, которые стерли часть текста.
— Скорее всего это произошло вскоре после того, как была сделана запись, — уточнил он, склоняясь над листком.
— Ты узнаешь почерк?
— О да! — сказал Ларри. — Так это документ из квартиры Креспи?
— Нет, я никогда не держала в руках послание из секретера, о котором ты подумал. Дон Этторе просто прочел мне его и положил обратно в ящик. Мне кажется, она упрекала мужа за то, что чувствовала себя одинокой. Но почему ты так побледнел? — воскликнула Домитилла.
Ларри прислонился к стене гаража и уставился в землю. Девушка подошла к нему:
— Что с тобой? Ведь не эта же единственная фраза, которую здесь еще можно прочесть, привела тебя в такое состояние?
— Нет, ничего, — ответил он, поднимая голову. — Но ты мне ничего не говорила об этом документе…
Она, казалось, была потрясена впечатлением, которое ее подарок произвел на Ларри.
— Не было причины о нем рассказывать… Я хотела… просто сделать тебе сюрприз… По правде сказать, этот листок лежал у отца в кармане вместе с деньгами… Я в любом случае отдала бы его тебе… Я хочу сказать, что даже если бы в каноэ ничего не произошло…
Речь ее звучала отрывисто и неровно, она судорожно цеплялась за Ларри.
— Успокойся, — произнес он устало. — Я верю, что ты отдала бы мне его.
— Это не то письмо, которое мне читал дон Этторе, но мой отец, наверное, вытащил его у него из секретера. А где еще ему было его взять? В этих ящиках, наверное, полно таких писем. Он считал, что дон Этторе ничего не заметит, и хотел продать его тебе теперь, когда у тебя завелись пети-мети…
— Что?
— Звонкая монета… Так говорят на улицах… Как только узнал, что ты интересуешься этой эпохой, он подумал, что поймал идеальную дичь…
Ларри в задумчивости покачал головой:
— Это письмо… Оно не от Креспи.
Она удивленно взглянула на него:
— Откуда ты знаешь? Тут не хватает стольких слов…
— Их здесь вполне достаточно, — вздохнул Ларри. — «А sad fate. The unfortunate baby died one year lat… in Napl… and poor unlucky E…»60, — прочел он глухим голосом.
Рука с письмом безвольно повисла вдоль туловища. Как странно, что мрачные строки, написанные Мэри Шелли, нашли его здесь, в этом потаенном убежище. Домитилла схватила его за руку.
— Мне не следовало отдавать его тебе? — спросила она. — Я не должна была этого делать?..
Ларри махнул рукой, словно сгоняя с плеча девушки ночную бабочку.
— Скажи лучше, какая это буква?
Она отодвинулась от него и закрыла лицо руками.
— Какая разница, если у тебя испортилось настроение? — прошептала она. — Я даже не поняла, что ты прочел. Почему между нами все и всегда оборачивается к худшему?..
Он ласково притянул ее к себе:
