Сборник - Незримое сражение
Около полуночи едва заметно блеснул и сразу же погас свет в окне хаты. Это хозяин подавал условный сигнал — в хату зашли оуновцы. Свет погас быстро — среди них «Сокол». «Джура» осторожной поступью направился к хате, с ним — переодетый сотрудник НКВД. Пароль. И вновь тишина. Потом стало слышно, как к сараю кто-то подошел. Белов догадался — это «Сокол» послал одного из своих боевиков проверить обстановку. Тот просунул голову в дверь сарая, прислушался и, осторожно ступая, ушел в дом.
Четыре человека направились к сараю. Как было условлено, «Джура» шел последним. Вдруг блеснули три фонарика… «Сокол» успел сделать шаг к двери, но свалился навзничь. Вскоре все оуновцы были обезоружены.
Так успешно закончилась еще одна операция, которую возглавлял Сергей Степанович Белов.
Август семьдесят пятого года был теплым и сухим, как полагается месяцу уборки урожая. Мы встретились с Сергеем Степановичем Беловым на Тернопольском вокзале. Он прибыл из Симферополя. Бродили по улицам, разговаривали.
— Трудно узнать город, — говорил Сергей Степанович, — так он изменился. Красивым стал. А новостройки какие! Тридцать лет назад здесь были одни развалины и несколько чудом уцелевших домов.
Сидели в парке и думали. О тех, кто недосыпал ночей, кто не жалел своего здоровья, своей жизни ради счастья других. Думали о смелых чекистах — бойцах невидимого фронта. О тех, кто помогал западноукраинским трудящимся строить новую, прекрасную жизнь.
ВИТАЛИЙ КАЗИМИР
ФЕДОРОВ — РОВЕНСКИЙ
Ровно… Свыше трех десятилетий назад это географическое название не вызывало особых эмоций. Теперь же оно ассоциируется в нашем представлении с именами таких героев, как Дмитрий Медведев, Николай Кузнецов, Василий Бегма и другие, явивших миру высокие образцы советского патриотизма. Партизанская борьба на Ровенщине вошла в летопись Великой Отечественной войны многими волнующими страницами. Одну из них и перелистываем сегодня. Эти строчки пишутся из города Хмельницкого, где живет Иван Филиппович Федоров, в те грозные времена известный как Федоров-ровенский.
Эта приставка к его фамилии появилась не столько из соображений конспирации, сколько для того, чтобы Украинскому штабу партизанского движения удобнее было различать двух командиров соединений — однофамильцев. Алексея Федоровича именовали Федоров-черниговский, а Ивана Филипповича — Федоров-ровенский.
Поединок с германским фашизмом для него начался задолго до 22 июня 1941 года. Скрестить оружие пришлось раньше, когда молодого чекиста назначили начальником районного отдела Управления государственной безопасности в местечке Морочном, затерявшемся в пущах и болотах украинского Полесья вблизи границы.
К Морочному вели не столбовые дороги, а извилистые лесные тропки. Но обманчивой была лесная тишина. Именно здесь, в приграничье, пролегла линия невидимого фронта жестоких схваток советской и фашистской разведок.
Готовясь к осуществлению плана «Барбаросса», абвер и гестапо забрасывали к нам шпионов, навербованных из бывших кулаков, украинских буржуазных националистов.
И когда ударил гром войны, Иван Филиппович Федоров, оказавшись в необычайно сложной обстановке, в окружении оккупантов, не только не растерялся, а стал одним из организаторов антифашистской борьбы на временно оккупированной немцами территории.
Созданный им отряд, а потом соединение «За Родину!» стало настоящей грозой для гитлеровцев и их приспешников. Оценка его деятельности дана в Указе Президиума Верховного Совета Украинской ССР от 31 марта 1944 года: «За образцовое выполнение боевых задач партии и правительства в тылу врага, за героическую борьбу против немецко-фашистских захватчиков и самоотверженную службу социалистической Родине и своему народу вручить соединению партизанских отрядов под командованием тов. Федорова И. Ф. Почетное красное знамя Президиума Верховного Совета УССР, Совнаркома УССР и ЦК КП(б)У».
Расскажем несколько эпизодов из боевой жизни Ивана Филипповича Федорова — сына украинского хлебороба с Кировоградщины.
Из приземистой, под соломенной крышей, избушки вышли двое — женщина с пустыми ведрами на коромысле и мужчина с салазками. Шли неторопливо, не оглядываясь — как люди, которым тут все хорошо знакомо.
У колодца, на перекрестке улиц, стоял немец-часовой. Мужчина помог женщине вытащить ведро с водой. Они переглянулись, только взглядами сказав друг другу: «Счастливо!» И он пошел дальше дорогой, уходящей за село.
Подняв воротник, путник ускорил шаг, радуясь, что метель надежно заметала его следы. Позади осталась избушка, пусть чужая, но гостеприимная. А что его ждет впереди? «Ничего, — успокаивал он себя. — На своей земле не пропаду».
Ему везло на добрых людей. Взять хотя бы тот последний бой… Когда затихла стрельба, те, кто остался в живых, увидели, что они окружены немцами. И каждый, чтобы не попасть в плен, выбирался из вражеского кольца как мог. Он, например, прополз по глубокому рву, пересидел до темноты под копной. А когда стемнело, через огороды пробрался на околицу Середина-Буды. Не давал покоя вопрос: есть в селе немцы или нет? Решил: «Буду действовать так, будто они есть. А если есть, то заняли они, конечно, лучшие, самые просторные дома. Следовательно, приют надо искать в хатах невидных, попроще».
Осторожно постучал в дверь. Выглянула женщина и, внимательно приглядевшись, тихо молвила:
— Заходите, товарищ, я вас знаю.
— Откуда?
— А вы в райотделе НКВД работали…
На пороге заколебался: где лучше скрыться — там, где тебя знают, или там, где не видели раньше? Но отступать было поздно. А тут еще хозяйка предупредила:
— К нам немцы за сеном ходят. Спрячьтесь пока в окопчике на огороде. Когда можно будет — позову.
Обессилевший от холода, голода, усталости, он притаился в яме. Пистолет наготове. Вот и шаги по двору… Чужая речь… Шелест ceнa…
Возились долго. Наконец — тишина. А немного погодя — женский шепот:
— Товарищ… Идите в хату…
Утром одели в гражданское, накормили. Дали салазки — будто за соломой идет.
Хорошие люди эта чета Козаков.
И вот он идет все дальше, сквозь снежную мглу; Вдруг перед ним вырастают две человеческие фигуры. На них рваная одежда, вместо обуви — какое-то тряпье. Лица изможденные, заросшие.
— Откуда и куда? — почти одновременно спрашивают путники друг друга.
— Бежали из лагеря военнопленных, — признался; тот, что помоложе, Василий. — А теперь идем по домам. Он — аж под Гомель, а я тут поблизости — на хутор Воздвиженский.
