Луи Буссенар - Среди факиров
На энергичном лице молодого человека отразилось живое волнение при этих торжественных словах. Потом он тихо покачал головой, говоря:
— Милорд, не забудьте, что моя судьба тесно связана с вашей… я не могу жить, если вы погибнете… я не могу остаться на свободе, если вы в плену.
— Но если б вы освободились… если б мы оба убежали, и я был убит… обещайте, Тейлор…
— Я клянусь, милорд, что сделаю все, о чем вы меня просите. Я клянусь вам уважаемой памятью моего отца.
Внезапное появление отряда афридиев, под предводительством человека мрачного вида, прервало этот разговор. Человек посмотрел на обоих англичан с невыразимой ненавистью и сказал им:
— Суд, который рассматривал ваше дело, приговорил вас к смерти. Вы умрете от голода и жажды. Ваши трупы, разрезанные и посоленные, будут посланы главнокомандующему английской армии. Так будет со всеми пленниками, пока останутся в употреблении пули дум-дум!
ГЛАВА VI
Подвиги слона. — Похищение ящика. — Воды! — Бегство. — Охота Боба. — Жаркое из павлинов. — Как Берар проводит ночь. — Таинственные сигналы. — У тугов. — Поклонники Кали. — Подчиненные Берара. — Под защитой бенгальских душителей.
Увидев, что хобот Рамы проник в отверстие, пробитое под Башней Молчания, и узнав голос Берара, капитан закричал:
— Берар, мой дорогой друг, это ты! Ах, ты пришел как раз вовремя… Скорей! Воды, воздуха, мы умираем!
Берар сказал несколько слов слону, который вытащил свой хобот и ускакал. Через несколько минут он вернулся, опять просунул хобот в отверстие и начал тихонько дуть. Послышалось громкое журчание, и целый водяной смерч упал на группу. Задыхавшиеся попали под настоящий ливень, но ливень благодетельный: он оживил несчастных, находившихся, в буквальном смысле слова, в агонии. Марий, приняв душ, пришел в себя, отряхнулся и воскликнул:
— Ах, Боже мой! Ведь, кажется, идет дождь! Джонни, милый мой, надейся и смотри…
— Нет, я лучше буду пить! — ответил янки, вдруг оживившийся под действием этого ливня.
— Да это Рама! — воскликнул удивленный провансалец, разглядывая в отверстие черный профиль слона, обрисовывавшийся на светлой полоске неба. — Вот что, можно сказать, называется чутьем!
Патрик тоже открыл глаза и не мог опомниться от удивления, почти от страха, при виде этой сцены.
— Не бойся, дитя мое, — сказал ему Пеннилес. — Это наше спасение…
А так как хобот Рамы не доставал до группы, Пеннилес крепко схватил мальчика за бедра, приподнял его на руках и закричал:
— Держи крепче, Рама!
Слон схватил Патрика, осторожно вытащил его из углубления и поставил на землю. Это было сделано так нежно и осторожно, что Патрик был глубоко тронут: он обнял обеими руками подвижной хобот и поцеловал его. Рама, очень чувствительный к этой ласке, затрубил как можно нежнее и снова начал ощупывать внутренность колодца. Он вытащил Мария и Джонни и изъявлял некоторое нетерпение по поводу того, что не может вытащить своего друга из этой ямы, где он должен чувствовать себя так худо. Но у Пеннилеса было нечто другое на уме.
Прежде чем вылезть, он хотел вытащить и ящик, который здесь уже не был в безопасности. Для этого нужны были крепкие веревки. Он закричал в отверстие:
— Марий, Джонни, Берар! Мне во что бы то ни стало нужен канат или что-нибудь очень крепкое! Ищите все трое! Найдите мне то, что мне нужно!
— Э, капитан, я нашел, что вам нужно, — ответил Марий. — Вот там растет тростник: он послужит нам отличным канатом.
Спустя короткое время полудикий индус и оба моряка, по профессии своей привыкшие всюду находить выход, набрали несколько стеблей тростника, прочных, крепких, как сталь; разорвать их было совершенно невозможно. Неутомимый Пеннилес обвязал ими сундук, потом стал карабкаться наверх; Рама подхватил его и поднял хоботом. Счастливый, что добрался до своего благодетеля, слон осторожно положил его на землю и, буквально обезумев от радости, принялся скакать, производя оглушительные звуки. Боб тоже скакал, прыгал, запыхавшись, перебегал от одного к другому и трогательно выражал радость преданного животного. Оставалось только вытащить сундук. Пеннилес завязал ушком концы тростника, продетые в ручки сундука, и подал эти петли слону. При этом он тихонько поласкал животное, которое усиленно обнюхивало петлю и ощупывало этот канат хоботом, как будто желая узнать его размеры и убедиться, что ничто не может его поранить. Потом Пеннилес закричал:
— Тащи его, тащи, мой милый Рама!
Слон захватил канат хоботом, потом начал тянуть его медленно, постепенно. Сундук стал подниматься, задевая за песчаные стенки и заставляя их осыпаться. Наконец, он появился наверху, массивный, тяжелый, прочный, окованный железом, с гвоздями и винтами, толстыми бортами и доской из серебра, на которой ясно можно было видеть имя и герб герцогов Ричмондских.
Когда трое мужчин и ребенок начали дышать свежим воздухом, когда они освободились из своей отвратительной тюрьмы, то почувствовали новый припадок слабости. Они изнемогали от голода и особенно от жажды.
— Воды, воды! — кричали они. К счастью, помочь им было не трудно. Берар отвел их или, лучше сказать, притащил к колодцу, служившему для очистительных церемоний, совершавшихся парсами во время погребения. Вода была теплая, невкусная, сомнительной чистоты. Они бросились на нее с опьянением и стали пить с жадностью, которая ясно говорила, сколько они выстрадали. Факир был вынужден запретить им это, напомнить им, что здесь было не безопасно… надо было бежать…
Бежать!.. Это правда… Биканель и его люди могли вернуться. Это было даже весьма вероятно, потому что полицейский агент, вероятно, захотел бы убедиться в том, что рыжие коршуны, сидевшие на решетке, исполнили свое обычное отвратительное дело. Благодаря уму и удивительной ловкости Рамы, который позволял делать с собой, что угодно, сундук удалось взвалить на его толстую спину.
— А теперь, — сказал Берар, — едем! Бежим, как можно скорее и как можно дальше!
Патрик был решительно не в силах ступить ни одного шага. Марий собрал последние силы, взял Патрика к себе на спину, держа его за руки, и сказал ему:
— Ободрись, мой голубчик: мой старый скелет еще сослужит нам службу.
Берар встал во главе кортежа и, углубившись в густой тростник, позвал Раму. Слон послушно последовал за ним, раздвигая своим туловищем стебли невысокого, но крепкого тростника. Все пошли по следам толстокожего животного и шли таким образом около часа. Поросли кончались, и начинались джунгли, более доступные, но еще более опасные.
Ночь наступала, и несчастным беглецам невозможно было идти дальше. Голод и усталость мучили их. За недостатком более вкусной и более существенной пищи, Берар достал им несколько диких манго, несколько едких и жестких ягод зонтичной пальмы, которые немножко утолили или, лучше сказать, обманули этот голод. Они шли вслед за добрым Рамой, который по крайней мере имел возможность там и сям по пути подкрепиться пучком душистой травы, сочными древесными почками, нежными стеблями или дикими плодами, которые он на ходу вырывал хоботом и ел с полным удовольствием. Наконец, они остановились в прогалине. Собака только что скрылась в засеянном хлебом поле, в поисках добычи. Вдруг послышался крик птицы и судорожное хлопанье крыльев. Все инстинктивно бросились в ту сторону, и Патрик первый застал свою собаку за ощипыванием великолепного, задушенного им павлина. Марий вскрикнул от удивления и удовольствия.
