Эдуард Байков - Подлунные истории (сборник)
– Вот самоцветы, вот золотишко, вот украшения драгоценные. Бери, чего душа просит.
Ходит гостюшка от одного сундука к другому, все никак определиться не может, глаза разбегаются. В одном блестят горы бриллиантов, изумрудов, сапфиров. В другом золотые монеты и слитки кучей навалены. В третьем – пачки денег ровными штабелями высятся. Еще в одном – вещи старинные, украшенные драгоценными каменьями. Голова кругом от такой роскоши! Хотел уже было всего понемножку набрать, а медведь и говорит:
– Только учти, ты вправе взять что-то одно, да так, чтоб унести смог на себе. Вот и пораскинь мозги, что дороже?
Думал мужик, думал, да и ляпнул:
– А боле ничего нет?
Медведь в ответ хитро сощурился:
– Есть, как же. Пойдем, покажу.
Прошли они во внутренние покои. Там, на столах дубовых с резными ножками, да с золотой инкрустацией, лежат предметы дивные. Тут тебе и ковер-самолет, и скатерть-самобранка, и волшебная лампа, и палочка-выручалочка – чего только нет. У мужика от волнения аж дыхание в зобу сперло. Мыслишки перепелками полошено заметались, закопошились в голове. «Что бы взять, что лучше?» – от этой думы в мозгу свербит. Покумекал, поразмышлял, набрался духу, да и спросил:
– А, еще чего другого, нет?
И снова медведь согласно кивнул, повел за собой в потайную комнатку. А комнатка та опочивальней оказалась. На кровати широкой под балдахином узорчатым сидит девица красоты неописуемой, скромно очи потупив. И так она мужику приглянулась, что забыл он о богатствах земных и о вещах волшебных, да выпалил сдуру:
– Вот оно, мое!
Услышал хозяин такую заявку, как захохочет, аж стены затряслись.
– Ну, бери, – говорит, – раз выбрал.
Мужик взял за руку невесту свою, повел ее к выходу, весь от счастья так и светится, да на нее, красу ненаглядную, любуется. Тут медведь преградил им путь, нахмурился:
– Али забыл, земляк уговор – на себе унеси.
Делать нечего, взвалил мужик себе на плечи драгоценную ношу и понес, кряхтя. Так и дошли до памятной лужайки.
– Ну, ступайте, с миром, – махнул на прощанье Михайло Потапыч и, схватив обоих, швырнул в небо.
Очутился мужик опять в своей светелке, только головой качает, мол, привиделось все. Ан нет, обернулся – рядышком девица красная. Видать, взаправду в Интернете путешествовал.
Минул год с тех пор, как побывал мужик в гостях у виртуального медведя, где нашел себе супружницу. Поначалу все у них хорошо было – тишь да гладь, да божья благодать. Но вскоре зазноба его показала коготки, стала пилить муженька по любому поводу. То да се – и зарабатывать деньгу длинную не умеет, и семью обеспечивает из рук вон плохо. А сама-то по дому, по хозяйству ничего делать не желает. Только и знает, что перед зеркалом вертеться, да перед посторонними красоваться.
Терпел мужик, терпел, да не вытерпел, так припекла его чертовка. Засел за компьютер, полез в Интернет, да вот беда – никак не может найти сайт тот загадочный. Нет такого в Сети, хоть ты тресни. Опечалился мужик, а тут жена-мегера совсем заела.
«Ну, и осел же я был! – клял он себя, на чем свет стоит. – Надо было лампу волшебную испросить, или на худой конец золотишка поболе. А я, дурак, эту мымру подцепил!»
Не зря, видать, медведь над ним смеялся. Думать надобно головой, на то она и предназначена.
О глупости и смелости
Как-то раз повстречались волк и овца. Как это произошло?
Овца паслась вместе со всеми на лужку. Да вот беда – поглощая с аппетитом сочную, сладкую траву, сама не заметила, как отбилась от стада и забрела незнамо куда. Когда опомнилась, глянула по сторонам – никого, ни отары родной, ни собак-сторожей, ни пастуха в каракулевой накидке. Вокруг лес, места все незнакомые, глухие. Уже и солнце почти скрылось за макушками деревьев.
Потопталась овца в растерянности, поблеяла жалобно да направилась в сторону заката, где по ее расчетам находилось родное село, а в селе – овчарня. Через заросли лесного кустарника, мимо полян, вскорости набрела она на тропу. Это придало ей малую толику бодрости, и беглянка резво побежала вперед.
Долго трусила овечка по тропинке, уже и сумерки сгустились – на землю опустилась ночь. Ах, как страшно ночью в лесу! А нынче еще страшнее – ночка выдалась темная, на небо словно кто-то покрывало накинул, не видать ни луны серебристой, ни звездочек искрящихся. Не видно ни зги, только тропа сереет во тьме кромешной, да сама путешественница белым пятном катится по дорожке.
Дрожит овечья душа, трепыхается под кучерявой шерстью маленькое сердечко. А вокруг тени неясные колышутся во мраке, шорохи ночные нагоняют жути. И кажется овце, что кто-то страшный и невероятно жестокий следит за ней под покровом тьмы, и от этого трясется беглянка еще пуще, слабеют ее ножки, а сейчас только на них вся надежда – только бы вывели к дому.
Тут месяц ясный вдруг показался из-за туч, затянувших небо сплошной пеленой, и так ярко стало вокруг. Овца наша обнаружила, что тропа вывела ее на большую поляну, окруженную вековыми дубами. И вспомнила ослушница это место – от него рукой подать до деревни. От мыслей этих радостно ей стало, откуда-то и сил прибавилось.
Но едва так подумала, глядь – впереди волчище матерый стоит, лапы широко расставил, путь преградил. Овца как вкопанная стала, боится пошелохнуться – мысли так и заскакали в голове. А волк пасть оскалил и ухмыляется:
– Что овца, заблудилась никак?
– За-заблудилась, мее-е, – еле слышно отвечала та, а у самой голос дрожит.
– Ну так я тебя выведу из лесу, – осклабился волчара.
Овца ушам своим не верит – неужто и впрямь выведет, не тронет?! А волк тем временем и говорит так вкрадчиво:
– Только и ты, овца, окажи мне услугу – проведи меня к себе в овчарню мимо псов злобных. Хочу я хоть разок в теплом месте поспать, на соломке с удобствами.
Смекнула тут овца, что дурит ей голову хищник лесной, иначе с чего бы это ему добреньким прикидываться. Видно, мало ему, окаянному, одной овечки на ужин, решил отхватить куш посолиднее – ее товарок слопать да часть с собой прихватить. Только деваться овце нашей некуда, пришлось согласиться, а там видно будет.
И вот пошли вместе – впереди овца, а за ней волк бежит. Таким макаром вскорости вышли они к окраине села.
– Ну вот, овца, – промолвил волк, отдышавшись, – теперь говори давай, как нам собак злых миновать?
Стоит овца, трепещет, не знает, что в ответ сказать. Ведь она глупая, а волк коварный – не перехитрить ей серого. И умирать страшно, пожить еще хочется, пощипать зеленую травку, подставить бока теплым лучам солнца, полюбоваться полетом разноцветных бабочек – таких легких и воздушных, таких прекрасных! Чуть не расплакалась от этих дум овечка, но все ж таки собралась и смело молвила: