Валерий Нечипоренко - Ловчий
— Ладно, это уже мои заботы. Всем спасибо. Завтра можете отчаливать. Артур, где твои припасы?
— В шкафу. — Он достал тяжелую сумку.
Я прихватил из нее бутылку «Старого Таллина» и бутылку коньяка, кое-какую закусь и, выждав еще немного, отправился к себе, предупредив парней, а особенно Романа, чтобы не попались Ирине на глаза.
Ирина по-прежнему вертелась перед зеркалом, но это была уже не тигрица, а ласковая кошечка. Ее новое платье смотрелось потрясающе, сидело великолепно, и она понимала это. Еще бы! Ведь его выбирал один из лучших столичных модельеров.
— Вы божественны, ваше величество! — констатировал я.
— Будто на меня сшито, — ответила она, не в силах оторвать взгляда от зеркала. — У вас поразительный вкус! Вашей девушке можно позавидовать. А она не обидится, если узнает, что его кто-то надевал?
— Она не обидится, потому что это платье отныне ваше.
— Что вы! — зарделась она. — Я не могу принять такой дорогой подарок.
— Но это всего лишь маленькая компенсация за причиненный ущерб.
— Не вы его причинили.
— Мне просто приятно оказать вам любезность.
— А как же ваша девушка?
— А никак. С ней мы расстаемся.
Она пристально посмотрела на меня:
— Странно, что девушка легко расстается с таким интересным мужчиной.
— Это не она, это я с ней расстаюсь. И вовсе не легко.
— Почему?
— Потому что, как выяснилось, мы по-разному смотрим на некоторые вещи.
— Например?
— Например, на способность понимать партнера. Особенно в трудный период.
Она задумчиво прошла к дивану и села напротив журнального столика.
— Меня зовут Ириной.
— Дмитрий. Дима.
— Давайте, Дима, выпьем за знакомство. Что вы там принесли?
— То, что вы просили.
По ее телу даже пробежал как бы легкий морозец.
— Дима, да вы — волшебник!
— А вы — необыкновенно прелестная женщина. Я это сразу почувствовал. Там, в «Джокере».
— А давайте выпьем на брудершафт, — задиристо предложила она.
— Буду счастлив.
Я наполнил бокалы, и мы подняли их, скрестив руки. Напиток был сладкий и хмельной. Ее мягкие, красиво очерченные губы приблизились к моим. Поцелуй был долгим и легким, как хороший сон.
— Что же ты почувствовал в «Джокере»? — спросила она.
— Надежду. И уверенность в том, что надежда должна сбыться. Я ведь потому и вернулся…
— Ладно… — Она встала, опять подошла к зеркалу, всмотрелась, поправила локон. — Возможно, ты скажешь, что мы тоже смотрим по-разному на некоторые вещи, но… — Она сняла трубку и набрала номер. — Мама, это я. Все в порядке, не волнуйся. Да, не жди. Я переночую у подруги.
III
У Касаевых
Вопреки моим ожиданиям, Ирина не проявила в постели неистовой пылкости. Ласки и нежности — сколько угодно, но терять головы — даже на миг — она не собиралась. Пик оргазма она преодолела почти незаметно — лишь прикрыв глаза да учащенно задышав. Никаких криков, томных стонов, вонзаний ногтей в кожу, любовных судорог и прочих затей. Просто привычный и приятный ритуал. Но я не могу сказать, что был разочарован. Исходила из нее некая аура, которая разжигала и притягивала.
Затем Ирина нырнула под одеяло, повернулась на бок, примостив под щеку ладошку, и проспала в такой позе до позднего утра. Перед рассветом мне захотелось ее разбудить, но ее сон был так сладок и безмятежен, что я отказался от своего эгоистического намерения.
Приняв душ и одевшись, я спустился вниз и купил у мальчишки-разносчика свежий выпуск «Невской радуги». На третьей полосе красовалась очередная статья Касаева «Воды Обводного», начинавшаяся так: «Медленная утка, как утверждает сибирская пословица, прилетает первой…» Я невольно улыбнулся, вспомнив наши с ним фольклорные беседы.
Когда я вернулся в номер, Ирина еще спала. Можно подумать, что мы провели бурную ночь. Но в том, что это не так, моей вины нет. Впрочем, она ведь пережила сильную нервную встряску. Организму требуется отдых.
Я заварил кофе, достал из холодильника остатки поздней трапезы и накрыл на стол. Затем закурил и самым внимательным образом трижды перечитал касаевскую статью. В ней рассказывалось о чудовищной захламленности Обводного канала (некий самоубийца бросился в него с моста, но только переломал свои конечности) и ставился вопрос о перспективах его капитальной очистки.
Очень хорошо. Касаев поможет подтолкнуть Ирину к мысли использовать меня в качестве курьера. Возможно, в ее очаровательной головке уже родилась эта идея. Но нужно поторопиться. Сегодня уже одиннадцатое. До тринадцатого остается с гулькин нос. А вдруг она по-прежнему рассчитывает на Леонида?
С кровати раздался певучий голосок:
— Доброе утро, милый!
— Доброе утро, моя прелесть! Как спалось?
— Как в сказке. Спасибо, что не стал будить. Я и вправду прекрасно выспалась. Но сейчас не будем, ладно? В следующий раз обещаю быть более уступчивой. Если ты, конечно, хочешь этого…
— Я дал повод усомниться?
Она затаенно улыбнулась и переменила тему:
— Чем ты занимался, пока я спала?
— Во-первых, приготовил завтрак. Во-вторых, ознакомился с местной прессой. — Я помахал в воздухе газетой.
— Ну и что пишут интересного?
— В данном случае интересно — кто пишет. Вот статья Игоря Касаева. Слышала о таком?
Она сладко потянулась:
— У меня плохая память на фамилии.
— Досадно. Потому как Касаев не только один из лучших питерских журналистов, но и мой хороший друг. Не понимаю, почему я до сих пор не позвонил ему? Надо звякнуть. Прямо сейчас. Но ведь он обязательно пригласит в гости… Как же быть? — Я хлопнул себя по лбу: — Идея! А почему бы не сходить к нему вместе? Посмотришь, как живет известный журналист. Посидим, пообщаемся, человек он интересный, семья приятная, а после закатимся в какой-нибудь кабак с варьете, а?
— Там не осталось немножко «Старого Таллина»?
— Целая бутылка.
— Разве мы ее не прикончили?
— Я принес вторую.
— Димка, ты просто душечка! С тобой можно иметь дело.
— Можно, можно… — согласился я. — Вот что, милая… Ты пока поднимайся и приводи себя в порядок, а я тем временем все же звякну Гарику. Не то он страшно обидится.
Я повернулся к ней спиной, придвинув телефон.
Ирина, кутаясь в простыню, соскользнула с кровати и танцующей походкой приблизилась к зеркалу:
— Ну и синячище!
Затем прошмыгнула в душ.
Трубку сняли после второго гудка.
— «Невская радуга», Касаев, слушаю, — раздался знакомый баритон.
