Овидий Горчаков - Он же капрал Вудсток
«Си» согласно покачал головой.
— Что предлагают наши контрразведчики из Эм-ай-файв? — спросил он.
— Они считают, сэр, что мы знаем слишком мало обо всем этом деле, чтобы принять немедленное решение. Они допускают, что этот Вудсток, возможно, является действительно англичанином, бежавшим из немецкого лагеря для военнопленных, который решился сотрудничать с русскими разведчиками на свой страх и риск.
— Нет! — резко сказал «Си». — Необходимо действовать. И действовать немедля! Мы поставим этому «капралу» шах и мат. Знаете как, полковник?
— Откровенно говоря, не представляю себе... Во всяком случае, потребуется длительное согласование в высших сферах...
— Я поручаю это дело лично вам. Выйдя из этого кабинета, свяжитесь с контрразведкой американцев — у них меньше бюрократической волынки, чем у нас. К тому же у них имеются «дугласы» на аэродромах во Франции и Италии! Один такой «Дуглас» полетит в Польшу и за четверть часа до посадки русского самолета сядет на этой площадке в Бялоблотском лесу и вывезет майора графа Велепольского и его спутников! Послезавтра утром, полковник, я хочу видеть всю эту компанию и прежде всего капрала Вудстока в нашем центре для допросов на Хэмп-коммон. Не теряйте ни минуты, полковник. Один бог знает, какая ставка на кону. Мы обязаны сорвать банк в последний момент! Идите, полковник! Сразу же мобилизуйте этих парней по ту сторону парка!
По ту сторону парка помещалась контрразведка ОСС — американского Управления стратегических служб во главе с генералом «Диким» — Биллом Доновэном.
Глаза полковника Вивиана Валентайна расширились от восторга. Какое блестящее решение! Ум у «Си» острый, как лезвие опасной бритвы. Куда до него самому Валентайну, бывшему офицеру британской колониальной полиции в Индии! Даром что он удостоился чести работать с «Си» в качестве его заместителя по контрразведке. Не пора ли на пенсию?
Валентайн вскочил, распрямил длинную, тонкую фигуру, чтобы хоть выправкой показать начальству, что ему еще далеко до пенсии.
— Советую вам обговорить весь этот план с Патриком Рейли, а также полковниками Диком Уайтом и Джорджем Хиллом.
Рейли, представитель «Форейн оффис» — министерства иностранных дел при секретной службе считался специалистом по русской разведке. Хилл вместе с капитаном Сиднеем Рейли действовал в России.
— Постойте! — остановил «Си» Валентайна. — Граф Велепольский ждет ответа. Что мы ему ответим?
— Что капрал Вудсток — самозванец! — живо откликнулся тот и сразу же пожалел о своей неуместной живости.
— Напротив, — проронил со слабой улыбкой генерал-майор, — мы заверим его, что капрал наш человек, что мы получили материалы графа и высылаем за ним самолет.
— Но... — пробормотал в растерянности Валентайн.
— Неужели вам не ясен ход моих мыслей? — чуть язвительно сказал «Си». Только так мы не вспугнем графа и его свиту вместе с капралом и заполучим этих чрезвычайно интересных людей и их материалы в наши руки. Вам все ясно?
— Да, сэр! — неуверенно ответил полковник Валентайн, пятясь к двери.
12. ИЗ ЗАПИСЕЙ СТАРШОГО
«По-прежнему вредила нам грызня среди наших шефов. Генерал Дорнбергер все больше уступал свою власть этому нацистскому выскочке — группенфюреру СС Каммлеру. Этот эсэсовец совершенно обалдел от величия и власти после того, как его приятель и собутыльник генерал СС Герман Фегелейн женился на Гретль Браун, сестре Евы Браун, любовницы фюрера, тем самым как бы породнившись с Гитлером. Именно Каммлер возглавил специальную ракетную дивизию, которая 8 сентября выстрелила из Голландии первые ракеты по Лондону. В сентябре мы поставили ему 350 ракет, в октябре 500. Отсюда до Голландии мы доставляли ракеты за три дня. Ракетные транспортеры, оборудованные новейшими приборами ночного видения, мчались по автомагистралям днем и ночью. В ноябре и декабре мы должны были отправить на запад от шестисот до девятисот ракет.
— Вы до самого ареста оставались в Пенемюнде?
— Нет, в середине сентября я переехал на новую секретную базу для запуска «Фау-2» в окрестностях местечка Близка недалеко от железной дороги Краков — Лемберг, Львов по-вашему. Прежде мы выстреливали ракеты из Пенемюнде в море, где и теряли их. Теперь же было решено подобрать место на суше, чтобы по обломкам ракет без боевых зарядов найти неисправности в различных системах «Фау-2». В глухом лесу между Вислой и Саном насильно мобилизованные эсэсовцами поляки еще в конце сорок третьего проложили к лесной поляне железнодорожную ветку и бетонное шоссе, построили за месяц-два жилые дома, казармы, гаражи, ангар для ракет, служебные здания, обнесли поляну двумя рядами колючей проволоки. Меня смущало то, что теперь наши ракеты летели не в море, а через районы, населенные поляками. Я спросил об этом фон Брауна, и он холодно ответил, что это не моя забота, что ответственность за испытание ракет в Польше несет исключительно Гиммлер. А затем он разгневался и начал кричать, что настоящий ученый не имеет права на сопливое человеколюбие, особенно тогда, когда речь идет о «нелюдях» поляках! А вскоре до меня дошел леденящий сердце слух, что эсэсовцы умертвили польских рабочих — строителей секретного объекта у Близны! — как фараоны умерщвляли строителей пирамид... Это заставило меня надолго задуматься, но еще по инерции я работал молча, слушал восторженные речи Брауна о тех кошмарных разрушениях, которые вызывали наши ракеты в Лондоне, о ракетной истерии на Британских островах. К тому времени мы довели потолок экспериментальных ракет до 170 километров, а дальность почти до 450 километров. Браун уверял, что мы сможем запустить на Лондон более пяти тысяч снарядов, убить полмиллиона лондонцев и принудить англичан эвакуировать свою столицу.
— Доктор Лейтер! Вы сможете начертить на память принципиальную схему этих новейших ракет?
— Разумеется, если вы достанете бумагу и карандаш.
— Непременно достану!
— И принципиальная схема, и скелетно-монтажная схема, и весь технический паспорт ракеты «Фау-2» у меня словно выгравированы в мозгу. Разумеется, что касается деталей, в ряде секторов я обладаю лишь общей спецификацией, основными техническими данными... Ну а о своем пути на Голгофу я уже вкратце рассказывал. Как-то незаметно накипело на душе. И вдруг — телеграмма из моего родного Гамбурга от сестры: «Срочно приезжай. Лотта и дети ранены». Я поехал поездом. В голове тяжелые мысли. Самоубийство Роммеля. Русские вышли к Варшаве, вступили в Восточную Пруссию, американцы захватили Ахен. Взрывы «фау» лишь привели к ожесточенным ответным бомбежкам всей Германии и моего Гамбурга. Сестра встретила меня на разрушенном вокзале. В глазах слезы. «Присядем, Вилли, на скамейку! Я должна тебе что-то сказать... Они не ранены... Они...» Я сидел и слушал будто каменный. Лотта, маленький Вилли, близнецы Клархен и Гретхен... Все они заживо сгорели вместе с домом. Потом часа три как безумный рылся я в еще горячих развалинах. «Это сделал я! Это я убил их! — сказал я сестре. — Всю свою сознательную жизнь, не видя дальше носа, строил я эти проклятые ракеты, копал яму другим и своей собственной семье... Это я бросил своих любимых в огонь! То же сказал я, вернувшись, и фон Брауну. «Ты сошел с ума!» — заорал он на меня. «Мы проиграли войну, — сказал я ему, — мы проиграли все на этом свете, мы отдали душу дьяволу, и бог накажет нас всех!.. Я ненавижу твои ракеты. Если бы не эта последняя надежда на победу, немцы бы давно воткнули штыки в землю!» На следующее утро меня арестовали, повезли на допрос в Штеттин... Меня допрашивал СС-обергруппенфюрер Мацув, шеф полиции и СС Штеттинского округа. Он ничего не добился от меня и сказал, что отправит меня в санаторий подлечить нервы. Я все время плакал. Так я сменил белый халат ученого на полосатый арестантский костюм. Да, мой друг, я сделаю вам эти чертежи...»
