Артур Дойл - Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— Тем самым мы выиграли массу времени, а теперь дорог каждый час. Все разваливается буквально на глазах. Мы должны действовать быстро, иначе потерпим поражение. А что экипажи, нижние чины?

— Боюсь, государь, что они не откликнутся. Вам может угрожать опасность, если они узнают, что вы в Киле.

— Опасность — ничто. Когда идешь на верную смерть, стоит ли думать о подстерегающих тебя опасностях! Касательно офицеров я полагаюсь на ваше слово, адмирал. Остались ли верные и надежные люди среди нижних чинов?

— Таких немало, государь, но, их, увы, все равно меньшинство.

— Они будут нашими посыльными. Соберите всех, кого сможете. Через них разошлите воззвания на все корабли. Попросите экипажи прислать своих делегатов — трех от каждого линкора, двух от крейсеров, по одному от легких судов — в то место, о котором вы мне говорили. Скажите, что в три часа к ним обратится с речью их император.

Если хотите, называйте меня Вильгельмом фон Гогенцоллерном. Неважно, как они зовут меня, лишь бы пришли.

— Они придут, государь. А вас будут охранять верные вам офицеры, которые подпустят их к вам только ценой собственной жизни.

— Не надо охраны, адмирал. Я должен верить простым морякам, иначе наше дело проиграно. Вы и капитан фон Манн. Никого больше. Пришлите мне закрытый автомобиль и предупредите своего друга графа фон Вальдорфа, что я еду. Увидимся в три часа.

Задолго до означенного времени весь Киль гудел, словно растревоженный улей. По городу мгновенно разнеслась весть о том, что кайзер прибыл на главную базу флота и что он находится на вилле Вальдорф. На улицах повсюду собирались огромные толпы, и то и дело над ними взвивались красные флаги. Однако демонстраций не было. Главными настроениями были изумление и полное непонимание происходящего. Чтобы император прибыл сюда, в самый центр революционных потрясений! Чтобы он сунул голову прямо в пасть льву! Поразительно! Еще более поразительным было то, что открытая машина с бородатым человеком в адмиральской форме медленно протиснулась сквозь толпу и ее пассажир скрылся за воротами виллы. Это тонкое, мужественное лицо было знакомо всем — лицо принца Генриха, младшего брата Вильгельма, главнокомандующего всем флотом. Что бы это все значило? Замышляют ли они переворот? Если да, то они узнают, что с революцией не так-то легко справиться. Бурлящая толпа в нетерпении стояла у белоснежного фасада роскошной виллы.

Вскоре начали собираться делегаты. Они прибывали по двое или по трое, протискиваясь сквозь гудевший людской муравейник. У многих красовались ярко — красные повязки на рукавах или такие же ленточки на бескозырках, словно бы подчеркивающие их верность революции. Скоро большой зал с вощеным дубовым паркетом и изысканными драпировками на стенах заполнился до отказа. В креслах, обитых алым бархатом, расселись матросы, в проходах и у окон яблоку негде было упасть. Все курили, и в воздухе повисла сизая дымка. кто-то затянул революционную песню, и она эхом взмыла к высокому сводчатому потолку. В этот момент появился император. Песня мгновенно оборвалась, и все впились глазами в маленькую прямую фигуру человека с полусогнутой, прижатой к туловищу левой рукой, в его изнуренное лицо, смотревшее на них с высоты оркестрового помоста. Он был в синей морской форме и выглядел настоящим моряком, одним из них, а не властителем в роскошном облачении. По залу прокатилась волна энтузиазма и солидарности. Все сидевшие встали. Какие-то двое попробовали было свистеть, но их тотчас же вытолкали вон.

Император выступил вперед и положил правую руку на позолоченный поручень. Позади него стояли принц Генрих, адмирал фон Дрота и молодой Зигурд фон Манн. Кайзер заговорил твердым голосом, эхом пронесшимся по залу.

— Я говорю с вами, — начал он, — как немец с немцами. Я счел правильным прибыть сюда и обратиться к вам лично. Я не говорю о политике. Сейчас не стоит вопрос об империи или республике. Сейчас вопрос стоит о моей чести, чести моего флота и моей страны.

Несомненно, кайзер полностью овладел вниманием своих слушателей, от его прямых, честных слов все обратились в слух. Море обветренных штормами лиц замерло в напряженном ожидании, сотни глаз были прикованы к императору.

— В Берлине капитулируют. Есть ли хоть какая-то причина, по которой мы должны капитулировать здесь, в Киле? Армия сражалась доблестно и храбро, но она обескровлена и не может воевать дальше. Я не изменял армии, это армия изменила мне. Флот сражался не менее храбро, но он не обескровлен. Он не дал ни одного генерального сражения.

— При Скагерраке! — послышались голоса.

— Да, при Скагерраке вы храбро дрались. Но вы сражались не со всем британским флотом. С их стороны было самое большее две или три эскадры. Мы еще можем выступить против Грандфлита почти на равных. Мне говорят, что это безнадежно. Мне говорят, что это невозможно. Но для храбрецов и воинов нет ничего невозможного и безнадежного. И пусть даже это безнадежно и невозможно — не лучшей ли участью будет, чтобы мы и наши корабли покоились на дне Северного моря, чем позорно сдаться без единого выстрела? Допустите ли вы это, вы, доблестные моряки германского флота? Или вы встанете плечом к плечу и умрете со своим императором?

Кайзер призывно взмахнул рукой, и лицо его озарилось гордой, счастливой улыбкой. Ему ответил лес вскинутых рук, море воодушевленных лиц, сотни глоток крикнули: «Хох!» Флот пойдет на смерть за своего императора!

— Быстрее, Вильгельм! Теперь или никогда! — прошептал принц Генрих.

— Я знал, что вы со мною. Я знал. Передайте мои слова вашим товарищам.

Скажите им, что те, кто не желает рисковать, могут остаться на берегу. Но вы, я и все верные германские сердца поведем великий флот Германии в последний победный поход. Ступайте же и сделайте то, что я вам сказал.

Зал пришел в движение, наполнился топотом ног, люди поспешили к выходам, создавая толчею и давку. каким-то странным образом толпа, стоявшая снаружи, в мгновение ока узнала о происшедшем. Радостное волнение охватило весь город. На всех флагштоках поползли вверх флаги «Кайзерлихмарине», и теперь они реяли рядом с красными знаменами революции. Таково было решение моряков. Можно вновь поднять военный флаг, но красный флаг спускать нельзя. День и ночь шли бесконечные жаркие митинги в матросских советах, где выступавшие против изгонялись теми, кто был за выход в море. Пришли известия из Вильгельмсхафена, с энтузиазмом откликнувшегося на призыв кайзера, что все офицеры вновь были на кораблях, все экипажи стояли по местам и что механики уже проворачивали двигатели. Вскоре флот будет готов выйти в море.