Олесь Донченко - Карафуто
Кореец, наверное, заметил, как растерялся юноша, и пугливо втянул голову в плечи.
— Кушяй, кушяй! — произнес он торопливо и сел в уголке. Но дальше есть Володя не мог. Сразу припомнилось все, что он знал о зеленых мячах. Будто снова увидел рядом профессора Аюгаву и услышал его голос: «Представь себе, юноша, зеленый мячик…»
Не сдержавшись, промолвил:
— Я видел вас… на пристани… Как вы попали на Карафуто?
Кореец быстро забегал глазами, замотал головой:
— Моя никогда не был Карафуто. Моя ничего не знай.
— Как «не знай»? А сейчас же… Карафуто…
Чувствуя, как тревожно, обморочно похолодело в груди, Володя еще раз спросил:
— Где мы, спрашиваю? На Карафуто? Слышишь?
Кореец снова замотал головой:
— Карафуто — там! — он махнул рукой на юг. — Здесь Советский Союз!
СРЕДИ ВРАГОВ
Эти слова поразили Володю, как разразившийся гром. Он подошел к корейцу и, не в силах сдержать страшное волнение, схватил его за плечи.
— Ты врешь! — прохрипел. — Мы сейчас на Карафуто. Зачем ты врешь?
Кореец испуганно встал и с силой ударил себя в грудь:
— Моя правду сказал! Моя правду! Советский Союз! Карафуто — там! Тридцать километра!
Володя изнеможенно опустился на пол. Кореец, наверное, говорил правду. Зачем бы он врал? Но как это произошло, что он, Володя, перешел границу, даже того не заметив?
И тут же нашел разгадку. Это, конечно же, случилось в ту ночь, когда ревущий поток подхватил его, сбитого с ног пенящимися волнами, и понес вместе с вырванным с корнем деревом. Его, Володю, перенес через границу неистовый поток во время страшного ночного ливня. Да, наверное, это так и было, и кореец говорит правду!
Пораженный вестью, Володя постепенно опамятовался. Радость, которой не было границ, заполонила грудь. Юноша задыхался. Неужели это правда? Он перешел границу! Он снова на своей родине!
«Но что делает этот кореец в тайге? Ах, да, — зеленые мячи! Мяч! Мяч!»
— Где наши? — снова спросил юноша. — Говори, где наши?
— Наси? Какие наси? — залопотал кореец, забиваясь в уголок.
— Наши люди, советские люди? Красноармейцы? Пограничники где?
Кореец потемнел и замахал перед собой руками, будто защищаясь от неожиданного нападения.
— Моя не знай! Моя тихий люди!
Вдруг он вытянул шею, прислушался. Что-то едва уловимое, непонятное промелькнуло на его лице. Володя тоже невольно прислушался. До его ушей долетели шаги и обрывки разговора.
Юноша быстро пошел к порогу. Он услышал японские слова. Он ощутил опасность. Эта лачуга с горбатым корейцем, глухая тайга — все это очень подозрительно, и лучше, когда…
И тут перед ним сверкнуло лезвие топора. Кореец, как кошка, прыгнул вперед и перегородил дорогу.
— Стой! — закричал он, неумело вымахивая топором. — Моя сказал — стой!
Дверь распахнулась, и в лачугу вошли четверо японцев с заступами. Один из них осторожно положил на стол узел. Увидев Володю и корейца с топором, тревожно заговорили:
— Что здесь такое? Что случилось? Кто этот оборванец?
Володя догадался, что это те старатели, на которых он сегодня натолкнулся в тайге. Отступление было отрезано. Юноша оперся рукой о стол и, стараясь быть по возможности спокойным, пренебрежительно произнес на японском языке:
— Спросите лучше у него, — и махнул на корейца, — чего он бросился на меня с топором.
Японцы окружили Володю.
— Кто ты? — спросил один из них со шрамом через весь лоб. — Откуда знаешь японский язык?
— Сначала скажите, кто вы? — вопросом ответил Володя.
— Он ищет пограничников, — выскочил наперед горбатый кореец. — Его к нам подослали! Он — чекиста! Он — энкаведе!
У Володи затекла спина — эти люди боятся советских пограничников, боятся НКВД! Это — враги! Но юноша как только мог спокойно спросил:
— А вам разве будет очень страшно, если вы узнаете, что я, например, главнейший чекист?
«Лишь бы губа проклятая не выдала!»
Японцы переглянулись. А Володя, играя свою роль, с прижимом пригласил:
— Садитесь, граждане, садитесь. Вам надо отдохнуть!
Это прозвучало у него почти как приказ. Японцы снова растерянно переглянулись и сели. Остался стоять только четвертый, со шрамом на лбу.
— Ну, а дальше что? — спросил он. — Мои сограждане сели.
— А дальше поговорим, — ответил Володя, тоже спокойно сев, хотя болезненно бурлили мысли в поисках выхода из положения.
— Поговорим, — ляпнул японец.
— Вы меня, наверное, считаете побирушкой, — вел дальше Володя. — Оно, и правда, я немного обносился. Не удивительно, ведь мне пришлось долго бродить с товарищами по тайге, пока нашел ваше гнездо.
Японец со шрамом чуть заметно вздрогнул.
— Какое гнездо? — спросил он, стараясь не показать своей тревоги. — Какие товарищи?
Володя захохотал.
— Разве никто из вас не догадывается, какие у меня товарищи? Достаточно мне только свистнуть…
Японец со шрамом быстро сунул руку в карман широких синих штанов. Володя заметил это движение и, изменив тон, приказал:
— А это бросьте! Поздно! Поигрались, и довольно!
— Я хотел закурить! — промолвил неловко японец.
— «Гордон Бат»? Неважнецкие, совсем неважнецкие папиросы. Кстати, вы не забыли взять ведра, заступы и пачку папирос возле песчаного холма? Не забыли? Чудесно. А как с песочком? Много сегодня намыли?
— Кто ты? — произнес японец, вытирая пот со лба, его товарищи сидели, прислушиваясь к разговору, не зная, что им делать.
И здесь Володя положил на кон последний козырь:
— А ты почему замолк? — обратился он вдруг к корейцу. — Как твои зеленые мячики? Много продал?
Кореец побледнел.
— Моя ничего не знай! — залопотал он, — Моя мирный люди!..
— Мирные? Знаем вас! Хватит. Заканчиваем!
«А дальше? Что дальше? Что делать?»
Японец со шрамом вдруг пригнулся, прыгнул вперед и сбил Володю с ног.
Это, вероятно, был старый и опытный волк. Он первым сумел прочитать на лице Володи растерянность, которую юноша так старательно старался скрыть. Он разгадал, что Володя сам-одинешенек и попал в их логово случайно.
Юноше быстро связали руки. Горбатый кореец бросился на розыски и в скором времени подтвердил, что вокруг в самом деле никаких «товарищей» нет и что все спокойно.
«БРОСАЙ ОРУЖИЕ!»
Ремень туго врезался в кожу. Володя, наверное, не выдержал боли и сделал какое-то движение, так что японец со шрамом сказал:
— Ничего, сейчас перестанет болеть, — и молча поднял револьвер.
— Не здесь! На улице! На улице! — остановили его товарищи… — В голове будет дырка, в стене — дырка! Нехорошо в фанзе, надо на улице!
