Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

Могучий Доманов помолчал, оглядывая зеленые сопки на фоне лазоревых далей, повернулся к Клешнину и спокойно сказал:

– Я за двадцать лет всякого повидал. Но вас опасаться не должен. Чтобы прииском управлять, мне про него все надо знать. Даже к кому ночью бульдозерист Ванька шляется. А на вас район!

– Вы умышленно избегаете слова «боюсь»? – улыбнулся Клешнин.

– Заметили! – рассмеялся Доманов. – Не люблю я это «боюсь». Слишком часто не по делу употребляем: «боюсь, скоро пойдет дождь», «боюсь, не успею к ужину»… Чего ты боишься: промокнуть да голодным остаться? Без толку свой организм страхом терзаем. Для барышень тургеневских, может, и сгодится, но для мужика мелковато. В страхе – животное чувство, опасение – разумное, человеческое.

– А вас боятся, как думаете?

– Опасаются, – упрямо повторил Доманов. – Уволить могу, но это не страшно – стыдно! – Он шагнул к краю котлована.

«Левитановский утес», – подумал Клешнин.

– Так что делать будем, Степан Алексеевич?

– Государство за горло брать! – Доманов показал огромную пятерню. – Они там, – качнул он крупной головой в сторону горных вершин, – привыкли к дешевому золоту, а природа – что? У нее здесь – густо, там – пусто. Видите, два бульдозера песочки на прибор тянут? – Доманов махнул рукой вниз котлована. – Поставь я их десять, все одно больше не нагребу. Факт! Оттаять пески не успеют. Работаем на пяти граммах с кубика, но на другие участки, где два или три, перейти не моги – сверхплановая переработка задушит. Надо отучать государство от вредных привычек. Ему втолковать можно, а природу не изменить. Факт! Стало победнее содержание, и что? Золото не бросишь. Значит, надо привыкать к бедным россыпям. Факт!

«Он прав, – думал Клешнин. Ему понравился Доманов и крепостью, и рассудительной основательностью. – Но какие деньги нужны, чтобы под заниженные кондиции получить технику, запустить новые технологии. А еще в разведку! Вот так-то, товарищ Клешнин, – сказал он себе, – полная ясность и полная тишина».

Промотавшись до вечера по участкам, заскочив к старателям, Клешнин заночевал на прииске, а рано утром они с Николаем снова отправились в путь и, миновав Нальчанский перевал, повернули направо – к прииску «Эльганский». Клешнин твердо вознамерился посмотреть все своими глазами.

Глава двенадцатая

Пунктир времени

✓ Введен в строй производственный корпус Ульяновского швейного объединения – одного из крупнейших в СССР.

✓ Сергей Григорьянц начал издавать журнал «Гласность».

✓ Прошла первая демонстрация крымских татар на Красной площади.

✓ Ученые Института вирусологии Академии медицинских наук предложили универсальную модель проникновения вирусов в клетки организма. Научное открытие внесено в Госреестр.

✓ Произведена стыковка с научно-исследовательским комплексом «Мир» космического корабля «Союз ТМ-3».

✓ На переговорах между СССР и США о контроле над вооружениями советская сторона предложила принцип «двойного нулевого варианта». Он предусматривает ликвидацию на глобальной основе советских и американских ракет промежуточной дальности наземного базирования (включая как ракеты промежуточной дальности, так и ракеты ближнего радиуса действия).

✓ Началась депортация крымских татар из Москвы.

Директор прииска «Эльганский» Юрий Петрович Любимцев нервничал. Он разводился с женой и собирался жениться на Галине из планового отдела. С Клешниным ему предстояла неприятная беседа, от которой зависело многое.

Вечером он долго разговаривал с Галиной. Она не скрывала своих страхов – на прииске друг про друга знали все. Ей хотелось увезти своего Юру подальше, где их никто не знает. Тихий голос, таившийся где-то в подсознании, нашептывал, что Любимцев для нее опасен и она может остаться одна. «Это страх счастья», – убеждала себя Галина, засыпая.

Ночью Любимцев вышел из дома, двинулся к берегу. Солнце уже окрасило верхушки деревьев, плеснув на стволы березок золотой краски, окунуло лучи в воду Эльгана.

Любимцев сел на толстое, гладкое бревно и стал смотреть на воду. В этом месте Эльган выгибался, и быстрая вода, пенясь, натыкалась на берег. Поселок спал и не спал. Раздавались какие-то звуки, приглушенные голоса. Где-то бренчала гитара. Открылась чья-то дверь, и послышались позывные «Маяка». Короткий кусочек мелодии наводил тоску по далекой жизни, большим городам, которые еще не ложились спать, а сидели в кино, в театрах, веселились в кафе и ресторанах, просто слонялись по улицам. Дверь захлопнулась, оборвав мелодию. За спиной зарокотал мотоцикл бригадира плотников Григория Митрохина.

«Куда это он в такую рань?» – подумал Любимцев.

Гордость Митрохина – предмет зависти рыбаков и охотников прииска – мотоцикл с коляской «Ирбит», сыто урча, катил вдоль берега. Из коляски выглядывал пучок удочек. Завидев директора, Митрохин остановился, заглушил мотор, подошел и сел рядом.

– Слыхал, Петрович, – моего Терещенку-то ГэБэ за жабры сцапало?

– Он же в отпуске. – Любимцев посмотрел недоверчиво.

– По «Маяку» передали. Под Полтавой изловили. Полицаем служил, сука! – Невозмутимое лицо его надулось словно мяч. – А как прикидывался! Руку мне каждый день сувал – тьфу!

– Мало Терещенок на Украине?! – отрешенно сказал, думая о другом, Любимцев, – Может, однофамилец, может, родня какая.

– Да какой однофамилец! – запыхтел Митрохин. – Прииск наш на всю страну помянули. Своими ушами слышал! Ты подумай – двадцать лет таился, паскуда, даже в отпуск не ездил, а к Любке перебрался – она его и вытащила. Интересно мне, как распознали гада?

– За родней присматривали, наверное, за знакомыми.

«От какой ерунды может зависеть судьба, – подумал Любимцев. – А может, наоборот, это и есть судьба, в которой все учтено до мелочей».

– Неужто столько лет следили?

– Про Иванова не слышал? – Любимцев уперся ладонями в колени. – Тоже сиднем сидел, а лет десять назад собрался. Лютый оказался зверь. В сорок первом еще переметнулся. Фрицы к Москве подходили, заняли Людиново – городишко в Калужской области.

– Как Людиново? – поперхнулся Митрохин. – Я-то сам из-под Жиздры, из соседнего, значит, района! Иванов? Точно Иванов?

– Мы еще тогда посмеялись, больно фамилия редкая. Да ты чего так всполошился? – удивился Любимцев.