Ирина Сергиевская - Искатель. 1989. Выпуск №1
— Мне не докладывают, — сказал Сокольников. — Откуда же мне знать? Да я и не стремлюсь. Своих дел хватает.
— В общем ее муж — ну, алкоголик который, опять на директрису из рыбного дал показания.
— Вот как! — оживился Сокольников.
В разговоре образовалась пауза. Сокольников ждал продолжения, а Демченко — дальнейших расспросов. Нарушил ее все же Сокольников.
— В общем-то я чувствовал, — сказал он осторожно. — С судом такие шутки не проходят. Теперь она точно загремит. Надеюсь, дело ведет не Гайдаленок?
— Какая разница! — Демченко посмотрел на Сокольникова с искренним сожалением. — При чем здесь суд-то?
— Как это «при чем»? Дело ведь Поливанова разбирала.
— Ну и что?
Сокольников обиженно молчал, и Демченко счел возможным разъяснить ему ситуацию.
— То, что дело на доследовании, ни о чем не говорит. При чем тут твоя Поливанова? Да любой судья точно так бы и поступил. Дело-то все гнилыми нитками шито. Первый же пересуд все отменит. А кому это надо? Любому грамотному юристу ясно, что алкоголик этот твой должен сидеть в первую голову. Вот ведь накрутили! Договориться, видишь, с ним хотели. Чтоб и нашим и вашим.
— Ну и что же будет дальше? — спросил Сокольников.
— А ничего. Показания алкоголика — это мура, семечки. Никто твою Ольгу трогать не станет. Не дадут ее в обиду. Если надо — и судье подскажут, что к чему.
— Не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете, — сдержанно сказал Сокольников.
— Да так просто. — Демченко посмотрел на часы и вдруг заторопился. — Ну, счастливо отдежурить. Будь здоров!
Он вышел в коридор, но тут же вернулся, словно вспомнив нечто важное. Дверь при этом он плотно прикрыл и еще придержал ручку для надежности.
— Вот что я тебе хотел сказать. У меня есть такие сведения, что Ольга сегодня будет распродавать кое-какой дефицит. Сам понимаешь, с наваром. Но не через магазин. И не сама, конечно. Через лоток на улице. Ну а товар хороший. Разойдется вмиг, сколько ни запроси. Понял?
Сокольников кивнул.
— И вот одна девчонка — из новеньких там — тоже будет торговать с лотка. Девчонка еще не обтертая, но знает уже немало. Если, к примеру, ее зацепить, можно будет с ней потолковать о многом. Понял, нет?
— Где этот лоток? — спросил Сокольников.
— Ну, дорогой, — Демченко развел руками, — откуда же я знаю? Это я только предполагаю. Ты, кстати, в случае чего на меня не ссылайся. В общем, сиди спокойно. Читай. Может, граждане позвонят. Пожалуются. Вообще я бы тебе советовал дежурить вместе с внештатниками. Мало ли чего, все же перед праздником, время ответственное. Ты меня понял? Ну пока!
Разрумяненная, как куколка, Бочкова шмыгала не отошедшим еще с мороза носом. Из-под ондатровой шапчонки, сползшей на затылок, выбивались белобрысые кудряшки. В кабинете отопление работало хорошо, и Бочкова сразу расстегнула грязно-синий рабочий халат, надетый поверх ладненькой дубленки.
Позвонили Сокольникову ровно через час после ухода Демченко. Возмущенный покупатель. Мужским голосом. Незнакомым или намеренно измененным. Сообщили, что на углу возле трамвайной остановки торгуют говяжьей тушенкой по сумасшедшей цене, немилосердно обманывая население.
Сокольников ждал звонка с нетерпением, потому что был к нему готов. Два паренька-дружинника ждали вместе с ним — их Сокольников вызвал из районного штаба дружины.
Все правильно, все точно. Торговала тушенкой девица из магазина Ратниковой. Та самая, что когда-то отпускала Сокольникову для Костина дефицитнейший товар. Сокольников сразу признал ее кругленькую сытенькую мордашку с пуговичным носиком. А она его до сих пор не узнавала, и этому Сокольников, честно говоря, был рад.
И вот сейчас перед Сокольниковым на столе стояли две сумки с контрольными закупками. В каждой — по десятку банок той самой говяжьей тушенки, которой так лихо торговала Бочкова.
— Ну и как нам быть, Валентина Игнатьевна? — сурово говорил Сокольников. — Нужно дело возбуждать.
Бочкова потянула воздух носом-пуговкой, хлопнула раз-другой зачерненными сверх всякой меры ресницами.
— Может, не стоит? — деловито возразила она. — Может, договоримся?
В тоне ее, во взгляде, хотя и слегка опасливом, была разлита такая бесхитростная наглость, такая уверенность в том, что все проскочит как по маслу, и Сокольников даже изумился.
— Как же мы с тобой договоримся, — печально сказал он. — Уж не взятку ли ты мне предлагаешь, Валентина Бочкова?
Бочкова шевельнула круглыми коленками и на пару секунд смущенно потупилась.
— Нет, милая, — продолжал Сокольников, — не о том ты сейчас думаешь. Если честно, мне просто по-человечески интересно, почему тебя так подвели?
— Уж и подвели, — кокетливо сказала Бочкова. — Чего подвели-то?
— Как это чего? — удивился Сокольников. — Это накануне всенародного праздника! Перед таким событием! Дерзко, без всякого смущения творить обман! Ты что же, не соображаешь, на что это тянет?
— На что? — В голосе Бочковой появилось легкое беспокойство.
— Как минимум сто пятьдесят шестая, часть два. Обман покупателей в крупных размерах.
— Почему это в крупных? — возмутилась Бочкова. — Вы что, считать не умеете? Десять банок да десять банок. Откуда в крупных?!
— Давай вместе считать, — вздохнул Сокольников. — Госцена банки какая? Восемьдесят семь коп. Ты продавала по рублю двадцати. Так? Тридцать три копейки навара с каждой банки.
— Предположим, я ошиблась, — безмятежно сказала Бочкова. — И все равно получается шесть шестьдесят. Откуда в крупных-то?
Сокольников вздохнул еще тяжелее. Потом не спеша открыл сейф и достал Уголовный кодекс. Раскрывать его не стал, просто положил между собой и Бочковой.
— Хочешь расскажу, как тебя подставили? Когда послали тушенку продавать, наверное, сказали: не бойся, милиция сегодня гуляет, а если что случится, скажешь, что ошиблась. Все равно много не насчитают, а мелочовку всегда можно замять. Так или нет?
Бочкова молчала и разглядывала носки своих светло-коричневых, в тон дубленке, сапожек.
— Но мы тоже кое в чем понимаем, — доверительно говорил Сокольников. — Не случайно мы контрольные закупки брали не сразу. Сначала незаметно опросили нескольких покупателей. Вот их объяснения. Из них выходит, что не ошиблась ты, а с самого начала по этой цене тушенку и гнала. Всего у тебя в накладной восемьсот банок. Общая сумма обмана получается под триста рублей. Чистая часть вторая. До пяти лет с конфискацией.
Все еще недоверчиво, но с нарастающей тревогой слушала его Бочкова.
