Левон Хачатурьянц - Искатель. 1978. Выпуск №5
— Он ни разу меня не бил.
— А жаль!
— Он плачет. Это хуже.
— Я сейчас отправлю тебя в камеру предварительного заключения. Ты знаешь какого-нибудь адвоката?
— Нет.
— Твой отец, конечно, найдет. Пройди сюда…
— А мы его не встретим?
— Нет. Погаси сигарету.
И Мегрэ передал Паулюса инспектору Люка для выполнения формальностей.
Полчаса, которые комиссар провел с его отцом, оказались еще более неприятными. Тот плакал. А Мегрэ тоже не мог видеть, как плачет мужчина.
— Мы все для него сделали, комиссар…
Ну, конечно, конечно! Мегрэ никого не обвинял. Каждый делал то, что мог. К несчастью, люди немногое могут сделать. В противном случае зачем нужна была бы уголовная полиция?
Чтобы немного отвлечься, Мегрэ пошел вместе с Люка завтракать в пивную «Дофин», и они уселись на террасе за столиком, покрытым красной клетчатой скатертью. Впервые в этом году Мегрэ ел на открытом воздухе. Он был рассеян, озабочен. Люка, почувствовав это, говорил мало. Но все-таки решился спросить:
— Вы уверены, патрон, что эти двое непричастны к делу Жанвье?
— Конечно. Вот увидишь, ван Дамма найдут в Брюсселе. Он удрал туда, как только у него в кармане появились денежки. Что касается Паулюса, то после ограбления «Аиста» он забился в дом на улице Ломон и ни за какие коврижки оттуда бы не вышел. У мадемуазель Клеман он чувствовал себя в безопасности. Если бы ему позволили, он прожил бы там несколько месяцев. Для того чтобы стрелять в Жанвье, у него могла быть только одна причина: освободить путь, чтобы сбежать. Но он же не сбежал. И я верю мадемуазель Клеман, которая утверждает, что в момент выстрела она находилась в своей комнате, а Паулюс был под кроватью.
— Вы собираетесь вернуться туда?
Мегрэ не сразу ответил. Он молча ел, следя глазами за тенями на тротуаре.
— Кто знал, что Жанвье будет дежурить этой ночью на улице Ломон?
Этот вопрос он задал самому себе, но ответил на него Люка.
— Я этого тоже не знал, — сказал он. — Жанвье сам договаривался с Вокленом и другими инспекторами.
— Трудно поверить, что кто-то случайно прошел по улице Ломон, узнал Жанвье и по какой-то причине в него выстрелил. Не мог же этот человек подойти так тихо, что Жанвье даже не услышал его шагов.
— Я начинаю понимать, куда вы клоните.
— Лично на Жанвье никто не затаил зла, вот что важно. Убрать нужно было инспектора, который в этот вечер дежурил на тротуаре на улице Ломон. Могли стрелять и в Воклена, в любого другого инспектора.
— Если только Жанвье не приняли за кого-то другого?
Мегрэ пожал плечами.
— Пойду проведаю Жанвье. Быть может, врач теперь разрешит ему говорить.
Они пошли вместе.
За это время инспектор уже почти оброс бородой и выглядел бодрее. Правда, медсестра предупредила:
— Его нельзя тревожить. Доктор разрешает ему тихо сказать только несколько слов.
Мегрэ уселся верхом на стул, с потухшей трубкой в зубах, а Люка стоял, облокотившись о подоконник.
— Мы арестовали Паулюса. Ты молчи. Я в двух словах изложу тебе суть дела. Он прятался под кроватью у мадемуазель Клеман.
Так как лицо Жанвье выразило нечто вроде стыда, комиссар добавил:
— Не огорчайся. Я тоже не собирался искать его под кроватью этой женщины. Паулюс — настоящий теленок. Ни он, ни его сообщник-бельгиец, который сбежал, не стреляли в тебя. Да ты не шевелись и не разговаривай. Подожди, я буду задавать вопросы, а ты отвечай не спеша, подумав.
Жанвье сделал знак, что понял.
— Есть одна возможность, в которую, впрочем, я не очень-то верю. Если предположить, что по этому делу или по какому нибудь другому у тебя имелись сведения, которые кого-нибудь компрометировали, то у этого человека могли быть намерения тебя убрать.
Жанвье долго молчал.
— Мне ничего не приходит на ум, — наконец сказал он.
— Ты много раз дежурил возле дома. Не замечал ли чего-нибудь подозрительного?
— Ничего такого, чего бы я не указал в рапорте.
Пришла жена Жанвье. Увидев Мегрэ, она сконфузилась оттого, что держала в руках букетик фиалок.
— Не волнуйся, малыш! В конце концов мы найдем виновника.
Но, очутившись на улице наедине с инспектором Люка, Мегрэ уже не был столь оптимистичен. У него вдруг испортилось настроение, и весна его больше не радовала.
— Возвращайся на набережную! Если будет что-нибудь новое, позвони мне!
— К мадемуазель Клеман?
Комиссар сердито взглянул на Люка.
— Да, позвони мадемуазель Клеман.
И, набивая трубку, Мегрэ тяжелыми шагами направился к улице Ломон.
* * *— А я все думаю: придете вы или нет?
— Ну вот я и пришел.
— Вы посадили его в тюрьму?
— А куда же еще?
— Вы сердитесь?
— На кого?
— На меня.
Она тоже ничего не понимала. Она больше, чем когда-либо, походила на куклу, робко улыбалась ему, но, по-видимому, не очень испугалась.
— Вы отдаете себе отчет в том, что вы сделали?
— Я не считаю его плохим парнем. В душе он хороший.
— Тем не менее я должен был бы привлечь вас к ответственности за укрывательство злоумышленника.
— Вы собираетесь привлечь меня?…
Подумать только, это ее тоже забавляло! Она с такой же охотой соглашалась отправиться в тюрьму, как другие собираются проехаться в Ниццу.
— Пока еще не знаю.
— Почему вы не садитесь?
И в самом деле, почему он стоял в гостиной, а не садился. Это было даже смешно. Но он злился на толстуху, сам точно не зная почему.
— Вы еще что-нибудь от меня скрываете?
— Уверяю вас, у меня под кроватью больше никого нет, если это вы имеете в виду. И в шкафах тоже. Можете обыскать весь дом.
— Вы смеетесь надо мной, мадемуазель Клеман?
— Что вы, мсье Мегрэ. Я никогда бы себе этого не позволила.
— Почему же вы улыбаетесь?
— Потому что нахожу, что жизнь забавная штука.
— А если бы моего инспектора убили, это тоже было бы забавно? Ведь у него жена, двое детей, и они ожидают третьего.
— Об этом я не думала.
— О чем же вы думали?
— О вас.
Он не нашелся, что ответить. Она по-своему была так же чиста, как и этот дурачок Паулюс.
— Вы подниметесь к себе?
— Да.
— Не хотите ли чашечку кофе?
— Нет, спасибо.
Но он не стал подниматься, а, вспомнив о мучившей его ночью жажде, направился в бистро напротив, где залпом выпил три кружки пива, словно взял реванш за вчерашнее.
— Вы его нашли? — спросил комиссара овернец.
— Кого? — глядя на него в упор, спросил Мегрэ.
И тот решил больше не расспрашивать.