Франк Хеллер - Финансы Великого герцога
Выйдя на палубу, они обнаружили, что сумерки уже успели перейти в ночь. Великий герцог оказался прав: в Маоне не горело ни одного фонаря, и им пришлось довольствоваться слабым светом ночного весеннего неба.
Капитан Дюпон стоял у поручней и курил носогрейку. Филипп крикнул ему, чтобы он спустил на воду ялик. Капитан несколько удивился, но отдал приказ.
— Профессор, вы хотите сойти на берег?
— Да, капитан. Ждите нас около одиннадцати. Вряд ли нас не будет более двух часов. Но если мы не появимся, скажем… до двенадцати, постарайтесь прислушаться и понять, что происходит на суше. В стране, охваченной революцией, может произойти все, что угодно.
— Вы правы, профессор. Хотя — черт возьми! — тихо же у них делаются революции. Не то что во Франции. По мне, так любое судно могло бы вас сюда доставить!
— Революция уже совершилась, капитан. Вы же видели нового президента.
В подтверждение капитан Дюпон энергично сплюнул.
— Да уж, черт меня побери, — сказал он.
— Au revoir, капитан, — рассмеялся Филипп: республиканец Дюпон, похоже, вовсе не сочувствовал республиканским режимам в других странах.
Филипп и великий герцог сели в ялик. Профессор взялся за весла, и они отчалили.
Глава третья,
в коей мы встречаем старого знакомого и в коей великого герцога ожидают первые сюрпризы
Лодка тихо скользила по успокоившимся водам порта; Филипп старался грести как можно тише.
Минуту спустя он наклонился к великому герцогу, который молча наблюдал за его работой, и спросил:
— Где, по вашему мнению, нам лучше пристать, граф? Я бы предпочел сойти на берег подальше от конторы моего нового друга Эмилионеса.
— Кто это?
— Префект порта, назначенный президентом Эрнандесом.
— А! Я разделяю ваше мнение. Дайте-ка мне весла. Кажется, я знаю подходящее место.
Граф пересел на место Филиппа, и они все так же бесшумно заскользили дальше.
Через четыре минуты в ночной темноте они пристали в западной части порта. Несколько низких, серых сараев и развешанные сети свидетельствовали о том, что в этой части Маонского порта хозяйничали рыбаки. Однако ни один представитель этого сословия не явился на берег, чтобы приветствовать прибытие своего законного господина; великий герцог и Филипп высадились на берег в строгой секретности и, как можно тише вытащив ялик на сушу, положили его перед сараями между перевернутыми лодками. Великий герцог кивнул Филиппу, чтобы тот следовал за ним; пройдя между серыми маленькими домами, которые в этой части порта спускались почти к самой воде, они очутились в узком проулке. Два искателя приключений шли не говоря ни слова, великий герцог впереди, Филипп — следом.
Минута за минутой проходили в этой тишине; в узких петляющих переулках Филипп с трудом мог определить, в каком направлении они двигаются, но чувство пространства подсказывало, что они идут на восток. Время от времени, когда им попадался поперечный проулок, ведущий вниз, к порту, Филипп видел на востоке очертания крыши, которые уже успели ему запомниться, — и улыбался.
Он догадался, что его друг и примерный гид граф Пунта-Эрмоса решил первым делом показать ему главную достопримечательность Менорки — замок, хозяином которого теперь являлся президент Эрнандес, сменивший прежнего, сверженного владельца.
Больше всего Филиппа потрясла гробовая тишина, царившая в городе. За все время пути они, кажется, не услышали ни одного звука; и это — город, жители которого только что освободились от векового ига; которые теперь, когда позади остались столетия несказанного позора и угнетения, наконец могли полной грудью вдохнуть воздух свободы! Но народ принял свое освобождение на удивление спокойно. Ни «Карманьолы»,[59] ни костров, ни фригийских колпаков[60] — ни даже гильотины, воздвигнутой, чтобы отпраздновать основание новой республики; вместо всего этого — гробовая тишина. Уже в девять часов освобожденный народ забрался в постели!
Внезапно на перекрестке с более просторной улицей великий герцог остановился и вытянул шею. По улице к ним приближался частый стук каблуков. Может, патрульный? Прежде чем покидать укрытие, следовало это проверить. Клак-клак-клак — стучали каблуки все ближе и ближе; похоже, шагал человек, привычный к военному маршу. Филипп подался вперед и уставился в темноту, которая не была такой густой на широком пространстве. И через секунду показался он. В тот же миг Филипп услышал, как его проводник тяжело зашипел, и сам вздрогнул от удивления.
Прямая прусская осанка, военная выправка, высоко поднятая квадратная голова, сюртук, развевающийся на ходу, шляпа с круглыми полями, желтые сапоги, неясно светлеющие в темноте, — по улице маршировал господин, в котором Филипп с первого взгляда распознал представителя немецких коммивояжеров; во всяком случае — немца из низшего сословия. Все признаки были налицо: неподражаемая неуклюжесть, которая достигается только военной муштрой; костюм во всех его деталях; и наконец, для полноты картины — дымящаяся сигара, запах которой благодаря ночному ветру, дувшему в их сторону, предупреждал о том, что это настоящая бременская гавана за пять пфеннигов. Филипп едва не рассмеялся в голос. На Менорке революция, все граждане спят, а когда наконец на улице тебе попадается хоть какой-то представитель освобожденного народа, он оказывается немецким коммивояжером! Но в следующее мгновение, стоило немцу в трех шагах от Филиппа и графа миновать их проулок, у Филиппа пропала всякая охота смеяться. Внезапно, не сказав ни слова и издав лишь сдавленное шипение, великий герцог прыгнул вперед и разом оказался рядом с немцем. В следующую секунду великий герцог правой рукой схватил его за запястье, а левой — за горло; еще секунда — и он заломил ему руку так, как полицейские заламывают руки строптивым арестантам; левая рука великого герцога сжалась в мертвой хватке. Филипп услышал слабое, но отчетливое хрипение немца, а затем — шепот дона Рамона с ударением на каждом слове:
— Только попробуйте закричать, и я удавлю вас, герр Бинцер!
Хотя немец был наполовину парализован ужасом, он сделал последнюю попытку вырваться: сначала свободной левой рукой он попробовал схватить великого герцога за горло, а потом — вытащить из заднего кармана какой-то предмет. Филипп догадался, что немец тянется за револьвером, и, все еще не понимая, что происходит, бросился к единоборствующей паре. Если бы немцу удалось добраться до револьвера и выстрелить, надежде Филиппа вернуть пятьдесят тысяч фунтов пришел бы конец, а будущее Меноркской республики можно было бы считать обеспеченным… Но раньше, чем Филипп подоспел к противникам, великий герцог выпустил горло немца и, размахнувшись, со свистом, словно молотком, ударил его в правый висок. Словно сраженный молнией или мушкетером Портосом, немец повалился на землю.
