Владимир Караханов - Продолжение поиска (сборник)

…А петь он умел! И голос бархатного тембра, и пластичность движений без излишней аффектации… Вот тебе и крокодил! Поразительно, как динамика преображает образ… Зачем же этому способному парню понадобилось ввязываться в мошенничество?..

— Добрый вечер, что мы выбрали? — вежливо спросил тоненький голосок.

Официантка — совсем молоденькая, из новеньких.

— Порцию люля, пожалуйста. Все остальное потом. Я жду приятеля.

Она сунула приготовленный блокнотик обратно в карман спецкостюмчика и молча удалилась. Мой скромный выбор ее, конечно, разочаровал.

Люля был принесен мне подозрительно быстро, наверняка подогретый. Однако я проголодался и так же быстро расправился с ним. А потом продолжал с удовольствием слушать Жорика. Он пел о море, о любви, о дружбе, о птицах… Пел, исполняя заказы, и по собственной инициативе. Я не очень вслушивался в слова и в мелодии — они в общем-то были похожими, — но манера исполнения мне нравилась все больше и больше. Может быть, отсутствие профессионализма в данном случае благо? Не знаю, только певцу удалось создать главное — настроение; песни уходили одна за другой, а оно оставалось.

Я до того заслушался, что чуть не прозевал появление героя-любовника. Он только что вошел в зал и остановился у противоположной стены, в нескольких шагах от оркестрантов, по-видимому дожидаясь перерыва между номерами.

Все-таки пришел… Решил предупредить приятеля и оставить меня „с носом“. После того как мы расстались, я был уверен, что он поступит именно так. Я сомневался только, придет ли он сюда сразу или встретит певца на улице после закрытия ресторана. Мне казалось, что ехать к Апресову в общежитие он не решится: утомительно и рискованно — Жорик мог ночевать сегодня в другом месте, а искать его завтра будет уже поздно. Теперь сомнения позади, все действующие лица на сцене, и я могу спокойно любоваться их игрой. Определенно дедуктивный метод не устарел.

Но что это, черт возьми, происходит? Песня кончилась, Жорик приветственно кивнул Титаренкову и… отошел к пианисту, а к главному герою соскочил с подмостков статист, на которого я не обращал никакого внимания, — музыкант-ударник. Валентин, оживленно» жестикулируя, стал ему что-то втолковывать, но того позвали товарищи: певец уже стоял у микрофона. Музыкант показал Валентину в зал, подожди, мол, и вернулся на место.

Хорошо хоть от таких ударов быстро оправляешься. В конце концов я испытал даже некоторое облегчение: Жорик мне нравился, а «ударник» был пока темной лошадкой. В отношении же моего недавнего спутника суть не менялась: он предупреждал своего приятеля и понятия не имел, что таковым я считал другого.

Валентин маневрировал между столиками в моем направлении, разумеется, менее всего об этом догадываясь. Чтобы облегчить ему задачу, я поднялся, и он тут же заметил меня. Я затрудняюсь подобрать что-нибудь путное, чтобы описать выражение его лица. У Валентина Матвеевича, образно говоря, глаза вылезли на лоб.

Я сделал ему приглашающий жест, и он, уже не оглядываясь по сторонам, словно медиум, выполняющий команду, поплелся к моему столику.

«Теперь нельзя терять время, иначе снова начнет изворачиваться», — подумал я.

— Не буду объяснять, почему я здесь, а не по дороге в Баку; вам и так ясно, — начал я, едва Титаренков сел рядом. — И вообще, Валентин, давайте начистоту, надоело мне играть в кошки-мышки.

— Я действительно оставлял ему ключи, — стараясь не встретиться со мной взглядом, оказал он.

— Кому? Я хочу услышать все ясно, четко и без вранья.

— Вы же видели… Рафику Мадатову… Честное слово, я не подозревал, что он даст их этому… Айриянцу.

— А позже вы говорили с ним на эту тему? Он объяснил, откуда знает мошенника?

— Они где-то случайно познакомились. Больше он ничего не объяснял.

«Опять врет, — мелькнула мысль. — Надо брать быка за рога, а не расспрашивать вокруг да около».

— Какую сумму Мадатов получил от Айриянца?

— Точно я не знаю, — и тут же поправился; —На эту тему мы не говорили.

— Он называл Айриянца как-нибудь иначе?

— Нет, Рафик вообще его никак не называл, просто: «Мой знакомый». Фамилию Айриянц я впервые от вас услышал.

— А что он говорил вам о своем знакомом?

Я задавал вопросы один за другим, хотел получить от Титаренкова максимум сведений, ведь Мадатов мог оказаться орешком покрепче.

— Когда я узнал… Когда отец сказал мне про эту историю на даче, я спросил Рафика, как это могло произойти, и он мне признался, что отдавал ключи своему знакомому, а тот его подвел, занялся обманом.

— И вы поверили объяснениям Мадатова?

Валентин промолчал.

— Давно дружите с ним?

— Я с ним вообще не дружу. Так, один из многих приятелей.

— Почему с самого начала вы не хотели сказать правду?

— Рафик мне сам признался, просил никому не говорить, что ключи были у него, и я считал непорядочным…

— О порядочности потом. Может быть, вы в чем-то были зависимы от него?

— От Рафика?

— Ну да. Не от Айриянца же, надеюсь.

— Ничего такого между нами не было. В чем я мог от него зависеть?

— Он вас не запугивал?

— Чего мне его бояться?

У оркестрантов отдых, и Мадатов направляется к нам: решил, что Титаренков устроился с одним из своих многочисленных приятелей. Статист, неожиданно получивший самостоятельную роль, — смуглолицый парень, мелко вьющиеся, как у барашка, волосы росли чуть ли не от бровей.

Он подсел к Титаренкову, а глаза какого-то грязносерого цвета, словно присосками, впились в мое лицо. С этим, пожалуй, здесь беседовать не стоит.

— Познакомьте нас, Валентин Матвеевич, — попросил я.

Титаренков, сосредоточенно разглядывавший скатерть, невнятно произнес:

— Рафик Мадатов, музыкант, а это… — и будто бросаясь в ледяную воду, — товарищ из уголовного розыска.

На этот раз «присоски» вцепились не в меня, в Титаренкова.

Как нельзя вовремя подошла официантка:

— Ваш приятель пришел? Что будем заказывать?

— Нам, пожалуй, уже ничего не надо, — ответил я, поднимаясь: — Мы уходим.

— Как так уходите?! — Терпение моей девочки-официантки, кажется, лопнуло. — Это что же такое, под ничего места занимать, это ж…

— Не болтай, товарищ из милиции, уважаемый товарищ… — прекратил ее возмущение Мадатов.

Она сразу ретировалась, следом пошли мы.

— Вы с нами, — на ходу сказал я Мадатову.

— А как же оркестр, я на работе, я сам приду завтра, — словно опомнившись, затараторил он хриплым тенорком, забегая то справа, то слева. — Если хотите, сегодня можно после закрытия, зачем встали? Посидите, гостем будете, я мигом все устрою… Какие песни любите?