Александр Дюма - Предводитель волков
Чувствовалось, что он готов решительно осуществить свои намерения и что намерения эти дурные: сатанинский смех кривил его рот, глаза горели адским огнем.
На этот раз Тибо не стал прятать свои красные волосы: он выставил их напоказ.
Они спадали ему на лоб, словно огненный плюмаж.
И все же графиня, даже не побледнев, устремила взгляд на Тибо.
— Эта девушка сказала, что вы знаете дорогу в мою спальню; вы уже бывали здесь?
— Да, госпожа, один раз.
— Когда же?
— Позавчера.
— В какое время?
— От половины одиннадцатого до половины первого ночи.
Графиня взглянула ему в лицо.
— Это неправда!
— Хотите, я расскажу вам все, что здесь произошло?
— В названный вами час?
— Да.
— Говорите, — коротко приказала графиня.
Тибо был не менее лаконичен, чем та, что спрашивала его.
— Господин Рауль вошел через эту дверь, — начал он, указывая на дверь, ведущую в коридор, — и Лизетта оставила его одного. Вы вошли отсюда, — он показал на дверь туалетной комнаты, — и застали его стоящим на коленях. Ваши волосы были распущены, их поддерживали три бриллиантовые шпильки; на вас было домашнее платье из розовой тафты, отделанное гипюром, розовые шелковые чулки, туфельки из серебряной парчи; вокруг шеи — нитка жемчуга.
— Совершенно точное описание, — подтвердила графиня. — Продолжайте.
— Вы три раза ссорились с господином Раулем. В первый раз из-за того, что он задерживался в коридорах, чтобы целоваться с вашей служанкой; во второй — из-за того, что его видели в полночь по дороге из Эрневиля в Виллер-Котре; в третий — из-за того, что на балу в замке, где вас не было, он четыре контрданса танцевал с госпожой де Боннёй.
— Продолжайте.
— В ответ на эти упреки ваш возлюбленный — иногда удачно, иногда неудачно — оправдывался; вы сочли его оправдания достаточными, потому что простили его; в это время вбежала перепуганная Лизетта и закричала, что вернулся ваш муж и ваш возлюбленный должен бежать.
— Значит, вы и в самом деле демон, как уверяет Лизетта, — зловеще рассмеявшись, сказала графиня. — Я вижу, что мы поладим… Договаривайте.
— Тогда вы и ваша горничная втолкнули упирающегося господина Рауля в вашу туалетную комнату, затем Лизетта вывела его через коридор и две или три комнаты в противоположное крыло дома; спустившись по винтовой лестнице, беглецы обнаружили, что дверь внизу заперта; они спрятались в чулане; Лизетта открыла окно, находившееся всего в семи или восьми футах над землей, господин Рауль выпрыгнул в это окно и побежал в конюшню. Там он нашел своего коня, но с перерезанными сухожилиями и поклялся поступить так же с самим графом, если они встретятся: господин Рауль считал низостью без необходимости калечить благородное животное. Затем господин Рауль пешком отправился к пролому в стене; по ту сторону ограды его подстерегал граф с обнаженной шпагой в руке. У барона был при себе охотничий нож; вынув его из чехла, он вступил в бой.
— Граф был один?
— Слушайте… Граф, казалось, был один; после четвертого или пятого выпада граф был ранен ножом в плечо. Упав на одно колено, он закричал: «Ко мне, Лесток!» В это время барон вспомнил о своей клятве и наклонился, чтобы перерезать графу сухожилия; когда господин Рауль поднимался, Лесток напал на него сзади; лезвие вошло под лопатку и вышло из груди… мне незачем уточнять: вы целовали рану.
— Дальше?
— Граф и его слуга вернулись в замок, оставив барона без помощи. Придя в себя, тот окликнул шедших на рынок крестьян, они положили его на носилки и хотели доставить в Виллер-Котре. Но в Пюизе раненому стало так плохо, что им пришлось остановиться. Его оставили на той постели, где вы его нашли и где вечером он испустил последний вздох в девять с половиной часов и одну секунду.
Графиня встала.
Подойдя к ларцу, она достала из него нитку жемчуга, которая была у нее на шее накануне, и молча протянула ее Тибо.
— Что это? — спросил тот.
— Возьмите; это стоит пятьдесят тысяч ливров.
— Вы хотите отомстить?
— Да, — ответила графиня.
— Месть стоит большего.
— Сколько она стоит?
— Ждите меня завтра ночью; я скажу вам.
— Где мне вас ждать?
— Здесь, — сказал Тибо, хищно оскалившись.
— Я буду ждать вас.
— Так до завтра?
— До завтра.
Тибо вышел.
Графиня убрала жемчуг обратно в ларец, затем приподняла двойное дно и вынула флакон с опаловой жидкостью и маленький кинжал, рукоятка и ножны которого были украшены драгоценными камнями, а на клинке была золотая насечка.
Спрятав флакон и кинжал к себе под подушку, графиня встала на колени и произнесла молитву, а затем, не раздеваясь, бросилась на постель…
XX
ВЕРНА СВОЕМУ ОБЕЩАНИЮ
Расставшись с графиней, Тибо тем же путем и без всяких происшествий вышел сначала из замка, а затем из парка.
Но, оказавшись за оградой, Тибо в первый раз в своей жизни не знал, куда идти. Его хижину сожгли, друга у него нет; подобно Каину, он не знал, где преклонить голову.
Тибо отправился в лес, свое постоянное убежище.
Он добрел до Шавиньи; уже начало рассветать, и Тибо постучался в отдельно стоявший дом, попросив продать ему хлеба.
Женщина была одна, мужа не было дома; она дала Тибо хлеб, но не захотела брать у него денег: Тибо внушал ей страх.
Не заботясь более о еде, Тибо вернулся в лес.
Он знал между Флёри и Лонпоном одно непроходимое место.
Там он решил провести весь день.
В поисках укрытия среди камней он заметил, как в овраге что-то блеснуло.
Из любопытства он решил спуститься.
Блестящий предмет оказался серебряной пластинкой с перевязи.
Перевязь обвивала шею трупа, или вернее, скелета, потому что мясо с него было обглодано, и кости были чистыми, какие встречаются лишь в анатомическом кабинете или в мастерской художника.
Скелет был совсем свежим — он лежал не больше одного дня.
— А вот это, — сказал Тибо, — вероятнее всего, работа моих друзей-волков; похоже, они воспользовались моим разрешением.
Он спустился в ров (ему хотелось узнать, кому принадлежал скелет) и смог удовлетворить свое любопытство.
Господа волки, несомненно, сочли, что пластинку не так легко переварить, как все остальное, и она осталась на груди скелета, как этикетка на тюке с товаром.
«Ж. Б. Лесток,
личный телохранитель господина графа де Мон-Гобер».
— Хорошо! — смеясь, сказал Тибо, — этот недолго ждал наказания за убийство!
Затем, наморщив лоб и перестав смеяться, Тибо тихо добавил, обращаясь к самому себе:
