Валентин Иванов - Возвращение Ибадуллы

Когда сознание вернулось, он больше не чувствовал мучений, но пошевелиться не мог. Он ничего не видел и не знал, открыты его глаза или нет. Могильная тишина и мрак окружали ученого. Он понял.

Страха не было, но пришла тяжкая, как гора, скорбь. Он умирал, не успев окончить своего труда…

И вновь его обступили образы. Народ пришел проводить своего сына. Труженики с кетменями в руках выпрямили спины. К нему склонились борцы против угнетения, смелые участники и предводители народных восстаний, провозвестники свободы. И благородные ученые, отдавшие жизнь поиску знания…

И те, кто страдал в зинданах, кто умер под ножом палача, был съеден заживо страшными насекомыми в черных ямах эмиров и все же умел бесстрашно любить родину и жить для нее…

Они утешили Мохаммед-Рахима. Он лежал на боку, с рукой, заброшенной под голову, в спокойной позе спящего.

А во дворе бывшего медресе, где в вечерней прохладе играли дети и беседовали взрослые, с высокой акации на каменную плиту упала маленькая мертвая птичка.

В середине дня Тургунбаев принял Садыка Исмаиловича Исмаилова, чтобы побеседовать с ним о работе торговой сети.

Директор докладывал уверенно и точно, без лишних слов. Все нужные цифры он знал наизусть, смотрел спокойно и прямо. Все данные свидетельствовали о благополучии в торговой сети. Тургунбаев знал: магазины работали хорошо. Но была одна тень. Тургунбаеву было известно, что в городе имели место случаи спекулятивной продажи с рук именно тех товаров, которыми торговала руководимая Исмаиловым организация. Никто не был уличен или остановлен с поличным, но слухи были упорными и правдоподобными. Тургунбаев так и спросил Исмаилова:

– А нет ли у вас утечки? Доверяете вы своим работникам?

Директор медленно развел руками и прижал их к груди:

– Не знаю. Не получаю дурных сведений и должен верить своим работникам. Но я занят и не могу уследить за каждым. Я недавно тоже слышал о случае спекуляции. Но ведь негодяи могут приезжать к нам в город и из других мест. Народ разбогател. А мои заявки на некоторые товары Главное управление постоянно режет. Я в курсе всех дел и могу назвать все цифры: сколько я просил и сколько нам занарядили. На ткани высших сортов, особенно на шерстяные, такой спрос, что мы не можем его удовлетворить. Это ненормально, а одна ненормальность может повлечь другую. По мере приближения к коммунизму такие ненормальности изживутся сами собой, а сейчас следует быть бдительным. Я всецело отдаюсь общему руководству, знаю детали, но, конечно, нуждаюсь в помощи и в самой строгой критике.

Ответ Исмаилова производил хорошее впечатление. Тургунбаеву не слишком нравился этот полный, хорошо одетый и уверенный в себе человек, которого он видел уже не в первый раз, но это чувство, основанное не на каких-либо порочащих фактах, а на чем-то не вполне осознанном, рассеялось.

– Очень хорошо, товарищ Исмаилов. – тепло сказал Тургунбаев. – Поможем вам, попробуем организовать общественную проверку, привлечем городской актив, рабочих, представителей интеллигенции. Пусть вплотную посмотрят торговую работу. Возможно, слухи необоснованны, будем надеяться. Не только в этом дело. Товарищи, как свежие люди, кое-что подметят, укажут на недостатки. А вы со своим активом учтете их замечания для пользы дела.

Исмаилов горячо поблагодарил за помощь: у него самого возникала такая же мысль. Но сейчас он считает, что все же общественная проверка должна быть особенно ориентирована на обнаружение преступлений. Для него, Садыка Исмаилова, выше всего честь советской торговли, на которой не должно быть ни пятнышка…

– И моя честь советского работника, – добавил он дрогнувшим голосом. – Прошу, даже требую самой основательной ревизии!

Наблюдая за Исмаиловым. Тургунбаев думал о том, как важно руководителям не отдаваться случайным впечатлениям. Вероятно, этот директор вполне на своем месте.

– Ну что ж, все, товарищ Исмаилов.

Исмаилов встал, и в этот момент в кабинет вошел улыбающийся секретарь Тургунбаева с корзинкой, прикрытой виноградными листьями.

– Вам, товарищ Тургунбаев, прислали из колхоза «Свет Востока». Роскошные персики! – и секретарь снял виноградные листья.

– Действительно, прекрасные, – согласился Тургунбаев.

– Хороший, старый народный обычай, – заметил с улыбкой Исмаилов. – Первые плоды. От такого подарка не принято отказываться. А я и не знал, что «Свет Востока» умеет выращивать такие персики. Улучшают садоводство, все идет вперед. Здесь, в городе, есть один садовод, некий Османов, у него всего пять или шесть деревьев. Вчера я достал у него немного персиков, но эти лучше.

– Так попробуйте и этих, чтобы сравнить, – предложил Тургунбаев.

Исмаилов из вежливости стал отказываться, а потом достал из кармана безупречно чистый платок, в который секретарь положил ему несколько плодов, и ушел со словами:

– Жена будет гордиться, когда я скажу, что эти персики подарили мне в обкоме.

Через некоторое время после ухода Исмаилова Тургунбаев услышал громкие голоса, почти крик за дверью своего кабинета. Без стука, широко распахнув створку, вошел председатель колхоза «Свет Востока» Алиев, за ним показался растерянный секретарь. Алиев разгневанно говорил, не делая остановок на знаках препинания:

– Что делается, я не понимаю! Здравствуй, товарищ Тургунбаев. Встречаю твоего секретаря на лестнице, благодарит от твоего имени за персики. Что делается, я не понимаю? Спрашиваю, он отвечает – я не понимаю. А-а?

– Садись, товарищ Алиев, и успокойся, – пригласил Тургунбаев председателя одного из крупнейших колхозов Аллакендского оазиса.

– Не сяду! – раздраженно отмахнулся Алиев. – Не сяду! Нет, что делают?! Слушай, где персики?

– Вот они, – указал Тургунбаев.

– Ты ел, товарищ Тургунбаев?

– Нет, еще не успел.

– Тогда я сяду, – сказал более спокойно Алиев, – тогда еще все хорошо. Пусть персики там будут. Слушай, товарищ Тургунбаев, этот твой молодой человек, – и Алиев ткнул длинным темным пальцем в стоявшего с растерянным видом секретаря, – сначала меня поблагодарил за персики, потом показал мне бумажку, в которой я его прошу, понимаешь, его, – нажал Алиев на последнее слово, – его прошу передать тебе мой подарок. Понимаешь, почему я рассердился? – опять повысил голос Алиев.

– Тише, Алиев, говори по порядку и не кричи, дело серьезное, – строго заметил Тургунбаев.

– Ты уже понимаешь, это он не понимает, но сейчас он тоже поймет, – погрозил Алиев секретарю. – Слушай, ты, – и Алиев всем телом повернулся в кресле. – Первое слово: я не подхалим и могу прямо написать каждому руководящему работнику обкома, даже товарищу Тургунбаеву, что колхоз посылает ему первые плоды. Чего мне прятаться за твою спину? Второе слово: я вообще не посылаю первых плодов руководству, – что они тут, эмиры или беки? Что это за подхалимство!