Виктор Вучетич - Искатель. 1976. Выпуск №6
Неговский оказался прав. Латышев принял Лорку в своем просторном кабинете буквально через минуту. Латышев долго молчал, иногда взглядывая на посетителя, сидевшего за столом напротив него. У профессора была еще крепкая фигура, львиное лицо и утомленные глаза. Большие старческие руки тяжело лежали на столе.
— Вы друг Тимура Корсакова? — спросил он наконец.
— Да.
— Близкий друг?
— Близкий.
Латышев провел ладонью по щекам, точно пытался разгладить свои морщины.
— И вы явились сюда, чтобы узнать, можно ли вернуть ему прежнюю жизнь?
— Не только узнать, но и сделать все возможное для этого.
В утомленных, бесцветных глазах Латышева мелькнула насмешка.
— А по-вашему, что нужно сделать?
— Не знаю. Впрочем, мне известен рибонуклеид, который довольно эффективно стимулирует подсознательную память.
Латышев взглянул на него с некоторым интересом.
— Рибонуклеид Ревского?
— Он уже известен вам? — не скрыл удивления Лорка.
— Вся мировая информация, касающаяся мозга и его функций, в частности и памяти, поступает в нашу клинику по каналу, параллельному с главным компьютерским, — профессор пожевал губами. — Конечно, когда мы предпримем очередную попытку разбудить память Тимура Корсакова, он получит ударную дозу нейростимуляторов. Возможно, в составе препарата будет и рибонуклеид Ревского. Но этого мало. Мало!
Латышев внимательно взглянул на Лорку, потом прикрыл глаза густыми седыми бровями и спросил:
— Тимур любил свою жену? Я имею в виду настоящую любовь. Как близкий друг, вы должны знать об этом.
Лорка не отвечал, удивленно глядя на старого профессора.
— Я спрашиваю не из праздного любопытства, — в голосе Латышева послышалось раздражение.
— Думаю, что любил.
— Думаете?
— Уверен.
Старый профессор секунду пристально смотрел на Лорку, потом отвел взгляд, пожевал губами и ворчливо спросил:
— Вам говорили, что мои методы вызывают полную амнезию?
— Говорили.
— Чепуха, — сказал старик сердито, — не верьте этому. — И пояснил удивленному Лорке: — Это верно лишь в отношении сознательной памяти, а мозг неизмеримо глубже этой верхней надстройки. Если бы амнезия была тотальной, разрушилась бы не только сознательная, но и подсознательная, родовая, память. Исчезли бы все инстинкты и безусловные рефлексы. Остановилось бы дыхание, замерло сердце, прекратился обмен веществ. Люди умирали бы в ходе самой юнизации. Но они живут! Я уверен, — Латышев костяшками пальцев сердито постучал по своему высоченному лбу, — прошлое крепко хранится в их головах и после юнизации, но оно спит! Спит летаргическим сном, а я, старый, не знаю, как разбудить его.
Латышев пошевелил губами и, глядя в сторону, продолжил:
— Есть одно чувство, глубокое, как сама жизнь. Любовь. Я не верю, что настоящую любовь может стереть клиническая амнезия. Раньше остановится сердце, а потом уже умрет любовь.
Латышев замолчал. Лорка сидел тихонько, боясь потревожить его мысли. А старик потер ладонью лоб и продолжал уже другим тоном, в котором не было ни ворчливости, ни скрытой боли, зато слышались менторские нотки:
— Любовь, как я мыслю, и есть та самая ниточка, которая может из бодрствующего подсознания привести в спящий разум. И разбудить его.
Он вдруг оборвал себя, в упор взглянул на Лорку и предложил:
— Вот если вы уверены, что Тимур Корсаков искренне и глубоко любил свою жену, можно рискнуть и устроить им встречу.
— А в чем риск?
Латышев объяснил это толково, подробно, обстоятельно. И пока он объяснял, сочувственно и в то же время чуточку ехидно поглядывал на Лорку. Федор внутренне поеживался — для любящего сердца риск был страшным.
13
Валентина пришла запыхавшись, щеки ее зарумянились от быстрой ходьбы, волосы растрепались.
— Что случилось, Федор? — напряженно улыбаясь, спросила она. — Почему от Тима нет вестей?
Лорка улыбнулся ей в ответ.
— Сейчас объясню. Сядем, Валя. Так будет удобнее.
Беседка была скрыта в густой зелени. Лорка, придерживая за локоть, бережно усадил Валентину на диван.
— Валентина, — сказал он без паузы, — об этом вы должны были узнать раньше. Но все так перепуталось.
Он умолк, потому что Валентина стала бледнеть.
— Он жив? — шепотом спросила она.
Бледность Валентины приобрела меловой оттенок, по глазам ее Федор понял — она вот-вот потеряет сознание.
— Успокойтесь, — он сел рядом и взял ее за руку, — жив.
Руки ее были влажными и вялыми. С заметным усилием она овладела собой.
— Жив? — недоверчиво переспросила она.
— Жив, — подтвердил Лорка, — вы сегодня сможете его увидеть.
Кровь медленно приливала к ее щекам, мелкие капельки пота высыпали на верхней губе, глаза переполнились слезами.
— Зачем же вы так? — с укором сказала она.
Тут наконец слезы хлынули из ее глаз.
Лорка молчал. С нелегким сердцем он думал о том, что главное объяснение с Валентиной еще впереди. Вот он сказал ей, что Тим жив. И это правда, но не вся правда.
Лорка глубоко задумался и перестал контролировать себя. Лицо его отяжелело.
— Тим тяжело болен, Валентина, — начал он издалека.
Она перебила с вновь вспыхнувшей тревогой:
— Он может умереть?
— Нет!
— Он изувечен…
— Нет, уверяю вас.
— Да что же с ним такое? — с сердцем спросила она.
— У него — амнезия, — Лорка, решившись наконец открыть ей истину, сказал это, будто прыгнул в воду холодную.
— Что? — Она не поняла, а поэтому испугалась.
— Амнезия, — пояснил Лорка, — полная потеря памяти.
— Да-да, знаю, — быстро сказала она. — А это страшно?
Наморщив лоб, Валентина настороженно вглядывалась в лицо Лорки. Она не столько вникала в смысл его слов, сколько вслушивалась в интонацию его голоса, старалась догадаться, чем все это грозит ее Тиму. В эти мгновения она была почти ясновидящей, бесполезно пытаться скрыть от нее правду или смягчить ее.
— Страшно, Валя.
Она отвела глаза, задумалась, потом спросила быстро:
— Он и меня забыл? И Ниночку?
— Забыл.
— Совсем?
— Совсем.
— Навсегда?
Большие серые глаза Валентины смотрели на Лорку опустошенно, только где-то в самой их глубине пряталась отчаянная искра надежды.
— Может быть, и нет…
Она сразу оживилась.
— Может быть?
— Да, если вы согласитесь пойти на риск.
— Конечно, соглашусь, — Валентина уже улыбалась.
— Рисковать-то придется не собой.
