Константин Фарниев - Паутина
— Признаю, признаю, — поспешил согласиться Заурбек, увидав, как смутилась Залина.
— То-то же, — удовлетворенно ответил Пащенко. — Пойду немного освежусь под краном, только вы не очень-то налегайте на пироги. Доля гостя — святое дело в доме горца.
Пащенко подмигнул Залине и вышел. Тамик заторопился из-за стола, подхватив полотенце, висевшее на гвоздике возле двери, и выбежал во двор. Для него появление в доме Пащенко всегда было праздником.
Скоро мальчик вернулся и сел на свое место за столом.
— Дядя Саша разбрызгался там на весь двор, — сообщил он. — Вода от него так и летит, так и летит, как от кита.
— Значит, у него хорошее настроение, сынок.
Залина поставила разогревать на керосинку мясо.
Саша любил горячую пищу.
— Как бы твой кит не утонул во дворе, — пошутил Заурбек, и в этот момент Саша вырос на пороге. Он шагнул в комнатку, и в ней сразу стало совсем тесно.
Заурбек отметил про себя, что за последние годы Александр еще больше раздался в плечах и действительно стал похож, как говорил Тамик, на великана.
Мальчик с готовностью вскочил, уступая гостю место. Пащенко сел, а Тамика посадил себе на колени, одновременно поставив на стол коробку с тортом.
Залина положила в тарелку гостю несколько кусков пирога, мяса, налила в стакан пива.
Саша принялся за еду и не сказал больше ни слова, пока не насытился.
Залина всполошилась, когда Тамик посадил на брюки Пащенко большое жирное пятно. Он был в форме.
— Ничего, — успокаивал хозяйку гость. — Все равно форму пора чистить. В ближайшую получку покупаю новый цивильный костюм.
— А старый, крупный долгожитель? — засмеялся Заурбек. — Сколько получек пережил и все в запасе?
— По-моему, у тебя такой же, — улыбнулся Пащенко. — На этот раз можете не сомневаться — покупаю новый костюм.
— Нет уж, — вступила в разговор Залина, — дай лучше деньги мне, а покупать будем вместе, тогда ты никуда не денешься.
Пащенко все еще оставался в холостяках. Залина не раз уже предлагала ему познакомить с какой-нибудь ее подругой по работе, она работала врачом-терапевтом в поликлинике, но Пащенко отказывался, ссылаясь на свою занятость по работе. Жил он в общежитии, где занимал отдельную комнату, ежемесячно помогал деньгами своей матери и сестре.
Гость осторожно ссадил с колен Тамика, встал.
— Большое спасибо за вкусный ужин. А по закону Архимеда после вкусного обеда надо перекурить. Во дворе, конечно.
— Смотри, не зацепи макушкой потолок, — бросил свою традиционную реплику Заурбек. — А то Залине надоело уже подбеливать его после твоих визитов.
Пащенко в самом деле приходилось ходить по комнате, пригибаясь, иначе ему казалось, что упрется головой в потолок.
Сели во дворе под старым раскидистым ореховым деревом. Здесь был врыт в землю маленький круглый столик на одной ножке по центру и стояли две короткие скамейки.
Закурили. Оба предпочитали папиросы одной марки.
— Был в отделе?
Пащенко кивнул и повел взглядом по двору. Нравилось ему бывать у Пикаевых. И не только потому, что с Заурбеком его роднила многолетняя дружба. Тут он чувствовал себя своим, ему не нужно было делать никаких усилий над собой, волевых, душевных, чтобы ощущать себя, как дома.
Иногда, уходя, он удивлялся: а почему он, собственно, уходит, если здесь ему лучше, чем в любом другом доме?
— Знаю, был у Сан Саныча, — заговорил Пащенко. — Старик мне доложил, — усмехнулся он.
Сан Санычу было чуть больше сорока, но молодежь все равно, любя, называла его стариком.
— Он выйдет на нашу публику, — продолжил Пащенко, имея в виду Ягуара. — Никуда не денется, если пожалует сюда. И нам надо искать свой шанс. План ты, говорит Сан Саныч, составил неплохой.
— Без угро не обойдемся, Саша. Они нам помогут. С этим Кикнадзе промашки давать нельзя. Как он все устроил с дезертирством, пещерой и чуть не ушел? А в лагере как жил? Очень волевой и хитрый человек, а точнее, волк. А побег? Помнишь, как боялся, его Долгов? Все просил следователя не устраивать очной ставки с Ягуаром. И кличку тот взял себе подходящую.
— Удивительно, — заметил Пащенко. — Я всего дважды присутствовал при допросе, но этого мне вполне хватило, чтобы до дна разглядеть его нутро, хотя оно под завязку залито гнилью. Лицо Заурбека выразило отвращение, и получилось это у него так наглядно, что непроизвольно поморщился и Пащенко.
— В чем здесь дело, Саша, как ты думаешь?
— В его ненависти к нам, в многослойности, что ли, этого чувства. Ненависть накапливалась в нем годами и уже достигла такой концентрации, что он не в состоянии скрыть ее притворством, вот она и прорывается. То, что под завязку, то есть через край, никогда не удержится в сосуде — закон физики. Так и у него. Мне кажется, я где-то понимаю истоки его личности. Я тоже два раза был на допросах, которые вел Золотов.
— И что заметил?
— Этот человек одержим манией лидерства, своей исключительности, властолюбия. Сделать другому человеку плохо, поступить с ним жестоко, беспощадно гораздо проще и легче для него, чем совершить хороший поступок. В нем отсутствует нравственная потребность делать добро. Самый короткий и верный путь к власти для таких, как Ягуар — жестокость. Это тот же фюрер, но только не ставший фюрером. Не сложись для Гитлера благоприятная обстановка, он так и остался бы мелким уголовником. Согласен?
Заурбек кивнул. Рассуждения Пащенко были во многом созвучны его собственным.
— Да он и не может быть другим, хотя бы потому, что в преступной среде, в которой он живет, насилие — самый веский аргумент в любых спорных ситуациях.
Широкое крепкое лицо Пащенко оставалось спокойным, только в небольших светлых глазах его Заурбек увидел волнение. Оно и понятно: с Ягуаром и его бандой у обоих были связаны довольно острые воспоминания.
— Кикнадзе особенно силен в этом мире, — продолжил Пащенко, — потому еще, что он достаточно умен, хитер, изворотлив. Вспомни, как быстро признался он в самом очевидном и создал иллюзию полного своего раскаянья. И все это ради того, чтобы поскорее уйти в лагерь, затеряться там, затаиться до поры, до времени. И вот это время для него пришло. Представляю себе, какой он сейчас озверевший. Как я тогда промазал с этой расселиной? Если бы устроил там засаду, взяли бы всех.
— Перестань, Саша, обвинять себя в ошибках, которые ты не совершал. Кто знал вообще о пещере, расселине? А насчет Кикнадзе ты прав. Еще Золотов говорил тогда, что Кикнадзе и ему подобные опаснее обычных уголовников. Вот нам с тобой и предстоит закончить разговор с ним. Все, как говорится, вернулось на круги своя.
