Алексей Азаров - Искатель. 1971. Выпуск №2
— Должен признаться, вы сегодня отлично бились, хотя все вы такие щуплые, — сказал кентавр. — Да и всегда вы сражаетесь не хуже. Если мы с вами не поладим, то кончим тем, что истребим друг друга.
— Мы тоже так думаем, — сказал человек. — Все тартесские цари, а также все общины до самых границ Фракии поручили мне договориться с вами на разумных началах. Ты ведь можешь отвечать за поведение здешних кентавров?
— Более или менее, — Иратсабал хлестнул хвостом по повязке, отгоняя мух. — Я управляю почти всеми землями до Гойкокоа Этчеа — до Пиренских гор, как говорите вы, люди. А в другую сторону — до самого Внутреннего моря. Тут кочуют еще пять племен, кроме моего, но они нас слушаются — мы с закрытыми глазами можем задать хорошую трепку им всем, вместе взятым. Ну, скажем, акроцерании мне не подчиняются, но они меня знают, и я посоветую им согласиться, если они не хотят иметь дела сразу и с моими воинами, и с вашими. Только до этого не дойдет, я выговорю для них хороший кусок.
— Не забудь одного: если общинам не понравятся обещания, которые я дам от их имени, они не станут их выполнять, — сказал человек и погладил завитую каштановую бороду. До чего же мерзко пахнет кентавр! Воняет, как старая попона. Если уж он не хочет совершать омовений, то мог бы хоть умащивать тело благовониями!
— Прежде всего следует рассмотреть причины этой войны, — добавил он вслух. — А затем и способы, которыми можно уладить спор.
— Я смотрю на это так, — начал кентавр. — Вы, люди, селитесь на одном месте и объявляете, что вся земля там — ваша. А мы не понимаем, как это земля может принадлежать кому-нибудь.
— Война родилась, — сказал Кинфидий, сдерживая раздражение, — из ссоры, вспыхнувшей на свадебном пиру.
— Это было только последней каплей, — возразил Иратсабал. — И раньше происходило много мелких стычек. Помнится, я сам как-то бежал по дубраве в дождливый день, думал, как бы разжиться оленинкой, и нюхал запахи, какие бывают, только когда все кругом мокрое. Я даже не заметил, как очутился на вырубке, засаженной травой, которую вы едите. На копыта мне сразу налипла грязь, а ваши прирученные волки давай хватать меня за ноги. Еле вырвался от них — ну и прикончил парочку, а тут уж люди прибежали, бросают копья и вопят «убирайся!» на каком-то неведомом наречии. Они, наверное, воображали, что говорят по-эскуарски.
— Нам приходится держать сторожевых собак и ставить у полей вооруженную охрану, а не то нам нечего будет жать!
— Полегче, полегче! Я ведь просто объясняю тебе, что у этой войны причины посерьезней глупой драки, которую затеяли на свадьбе перепившиеся дураки. А они не перепились бы, если бы вино держали от них подальше. Тут и вы виноваты не меньше нас.
Человек гневно привстал, но вовремя спохватился. Нужно положить конец войне, а не раздувать ее заново.
— Ну, как бы то ни было, а нам трудно ужиться. Люди и кентавры слишком уж непохожи друг на друга.
— Мы по-разному смотрим на вещи, — согласился Иратсабал. — Стоит вам увидеть прогалину, как вы уже думаете только о том, как бы ее распахать. А для нас это — оленье пастбище, место, где гнездятся фазаны и роют норы кролики. Там, где появляются поля, пропадает дичь.
— А почему вы не можете охотиться где-нибудь подальше от полей? — спросил Кинфидий. — Нам же надо кормить наши семьи — малых ребят и дряхлых старцев. И нас так много, что мы не могли бы прожить одной охотой, даже если бы дичи было втрое больше, чем сейчас.
— А где же нам охотиться? — пожал плечами кентавр. — Ведь мы кочуем, и каждый раз, когда мы возвращаемся на старые места, оказывается, что долин распахано больше, чем прежде, деревьев срублено больше, а поля поднялись выше по склонам. Даже в Гойкокоа Этчеа, на родине моего племени, начали появляться маленькие поля, — сизая струйка чада, завивавшаяся над светильником, попала в ноздри кентавра, и он презрительно фыркнул. — Овечий жир! На лугах теперь пасутся не олени, а овцы — мальчишка пищит на дудочке, а кругом рыскают собаки.
— Если вы выберете себе, одну какую-нибудь область, земледельцы туда не пойдут, — сказал Кинфидий. — Но не в нашем обычае оставлять землю нераспаханной только потому, что кто-то намерен там охотиться, когда настанет следующая осень.
— Хоть Гойкокоа Эгчеа и велика, она не может кормить нас круглый год! Нам нужно вдесятеро больше простора — а если ты имеешь в виду еще и Скифию с Иллирией, так и в сто раз больше.
— Сам я живу в Фессалии, — сказал Кинфидий, — и, конечно, не могу не думать об Иллирии. Мы, люди, хотели бы, чтобы вы, кентавры, вообще переселились из Европы в Азию или куда-нибудь еще. Почему бы вам не перебраться в Сарматию и дальше к востоку? В тамошних пустынных степях никто не живет.
— Сарматия! Может быть, пахарю она и покажется пустынной, но я кое-что слышал от скифских кентавров. Туда двинулись ахейцы — настоящие великаны, и у каждого по двадцать коней, которым ничего не стоит съесть на завтрак тебя или меня. Эти ахейцы способны скакать на своих конях всю ночь, весь день сражаться. Клянусь Ейнко, я предпочту держаться от них подальше.
— Ну уж в Африке-то никто не живет! Так поезжайте туда, — предложил человек.
— Если бы мы и могли все туда переправиться…
— А почему бы и нет? У нас есть корабли. Чтобы перевезти вас всех, понадобится не меньше двух лет, но…
— Если бы мы туда и переправились, нам бы там не понравилось. Неподходящее место для кентавра! Жара, сушь, дичи мало… Нет уж, спасибо. Но вы согласны отвезти нас в какое-нибудь другое место?
— Да, в любое! То есть в разумных пределах. Назови его.
— Перед тем как война разгорелась вовсю, у меня был приятель — юноша, ходивший в одно из тех плаваний, для которых вы постоянно снаряжаете корабли. Он рассказывал, что побывал в местах, где водится множество разной дичи и где даже растут священные поганки.
— Поганки? Чтобы варить из них яд? — воскликнул Кинфидий, и его рука невольно коснулась аккуратно перевязанной раны в боку.
— Яд! — Иратсабал наклонил голову и расхохотался в густую гнедую бороду. — Яд из поганок! Это ж надо придумать! Нет, мы их едим. Горячим кровь в праздник Лунных плясок, как вы, люди, этим своим вином. Никак не могу понять, зачем вы пьете дрянь, от которой наутро голова разламывается.
— Надо знать свою меру, тогда и голова болеть не будет, — наставительно сказал Кинфидий. — Но какое место ты имеешь в виду?
— Мой приятель говорил, что людям оно мало подходит, зато кентаврам наверняка понравится. Только горы с лугами по откосам, и никаких тебе равнин. Там негде сеять этот ваш ячмень. Вот вы отдайте нам эту землю, раз все равно не будете ее заселять.
