Уилбур Смит - Взгляд тигра
От возникшего чувства товарищества мое влечение достигло крещендо. Бледные, нежные щеки Шерри от возбуждения раскраснелись; сидя на ковре, мы касались друг друга плечами, а когда она обращалась ко мне, смеясь и говоря что-то, в синих глазах – всего в нескольких дюймах от меня – вспыхивали дразнящие, зовущие огоньки.
Все золотые троны, все бриллианты на свете утратили ценность – пусть ждут своего часа. Мы оба ощутили это и, не стыдясь, потянулись друг к другу. Сгорая от нетерпения, мы стали любовниками там же, на полу, на изображениях «Утренней зари», и впервые в своей печальной судьбе злополучное судно узнало, что такое настоящее счастье.
Я взял Шерри на руки, отнес в постель, и наши тела сплелись под одеялом… Стало понятно, что торопливая любовная акробатика, знакомая мне до встречи с этой женщиной, была ничем. То, что я переживал, вышло за пределы плоти и стало частью души: если любовью называют нечто иное, я был к нему так близко, как уже никогда не буду.
Изумляясь самому себе, я хрипло пытался объяснить это Шерри словами, которых никогда не говорил другим женщинам. Она замерла у меня на груди, и стоило мне умолкнуть, давала понять, что ждет продолжения. Наверное, я все еще говорил, когда мы оба заснули.
Из иллюминатора самолета очертания Святой Марии напоминают одну из диковинных рыб, обитающих в бездонных океанских глубинах, – сплющенное, неправильной формы тело, неуклюжие плавники не на месте и огромный рот, несоразмерный со всем остальным.
Таким ртом была гавань Гранд-Харбор, а город пристроился в ее уголке. Сигнальными зеркалами сверкнули железные крыши из гущи темно-зеленой растительности. Самолет покружил над островом, демонстрируя пассажирам белоснежные пляжи и море – настолько прозрачное, что колеблющиеся в глубине очертания подводных рифов сливались в огромное сюрреалистическое полотно.
Шерри прижалась лицом к круглому плексигласовому окошку и вскрикнула от восторга. «Фоккер-френдшип» снизился над ананасовыми плантациями, и женщины на полях оторвались от работы, чтобы на нас посмотреть. Самолет коснулся посадочной полосы и подрулил к крохотному зданию аэропорта с рекламным щитом, извещавшим, что «Остров Святая Мария – жемчужина Индийского океана». Под щитом топтались еще два бесценных перла.
Я дал телеграмму Чабби, и, встречая нас, он захватил с собой Анджело.
Стоило парню узреть Шерри, его словно подменили. У островитян свое представление о главном признаке женской красоты, который они ценят превыше всего. Если у девушки кривые зубы и косоглазие, но «чистое» лицо, за ней будут бегать толпы поклонников. Прыщи здесь ни при чем – это, скорее, эталон цвета кожи. Лицо Шерри, должно быть, оказалось самым «чистым» из всех, какие здесь до сих пор видели.
Она пожала руку Анджело, тот уставился на нее в полутрансе, потом очнулся, вернул мне багаж и выхватил сумки у Шерри. Отставая на несколько шагов, он торжественно шел следом и, стоило ей посмотреть в его сторону, улыбался до ушей. С первой минуты он сделался ее рабом.
Чабби – огромная, неподвластная времени гранитная глыба – с достоинством шагнул навстречу, чтобы поздороваться. С физиономией мрачнее и свирепее обычного, он мозолистой лапой пожал мне руку и пробурчал что-то в смысле радушного приветствия.
Под его хмурым взглядом Шерри поежилась, но в мгновение ока он преобразился самым невероятным образом. С невиданной галантностью Чабби приподнял потрепанную морскую фуражку, обнажив отполированный коричневый скальп, и так осклабился, что видны стали розовые пластмассовые десны вставных зубов. Оттеснив Анджело в сторону, Чабби подхватил сумки Шерри и повел ее к пикапу. Анджело преданно побежал за ними, а я со своим багажом тащился в арьергарде. Очевидно, на этот раз команда безоговорочно одобрила мой выбор.
Миссус Чабби на кухне потчевала гостей банановым пирогом и кофе, а мы с Чабби обсудили деловое соглашение. За хорошую цену я зафрахтовал на неопределенный срок его старую лодку с двумя новехонькими двигателями, нанял его и Анджело в экипаж с прежней оплатой и гарантировал щедрые премиальные по окончании фрахта, если все пройдет гладко. О целях экспедиции я распространяться не стал, предупредив, что мы с Шерри будем работать под водой, у островов на выходе в открытое море.
К полудню мы столковались и оформили сделку, ударив по рукам, как на острове принято. Меня одолела знакомая местная напасть – нежелание делать сегодня то, что вполне подождет до завтра. Оставив Чабби и Анджело заниматься приготовлениями, мы с Шерри ненадолго заглянули к миссус Эдди за продуктами, а затем, перевалив через горный гребень, спустились, минуя пальмовые заросли, в бухту Черепахи.
– Как в сказке, – прошептала Шерри, стоя под тростниковым навесом веранды. – Просто не верится. – Она кивнула в сторону раскачивающихся пальм и ослепительно белого песка на берегу.
Я встал у нее за спиной, обнял и привлек к себе. Откинувшись назад, она скрестила руки поверх моих и слегка сжала мне пальцы.
– Просто не верится, что такое бывает.
Она менялась на глазах, как озимое растение, увидевшее солнце. Однако скрытность, о глубине которой я не догадывался, осталась и меня тревожила. Понять Шерри, слишком непохожую на других, было нелегко. Запреты и противоречия таились где-то внутри, иногда тенью проскальзывая в глубине синих, как море, глаз – так скользят тени акул-убийц в океанской бездне. Она, похоже, не подозревала, что я все замечал, и не раз смотрела на меня расчетливо и враждебно – словно ненавидела.
Так было до приезда на остров; сейчас, как перезимовавший под снегом росток, она распустилась на солнце и, казалось, забыла обо всем, что смущало душу. Сбросив туфли, Шерри повернулась в кольце моих рук и, привстав на цыпочки, поцеловала.
– Спасибо, Гарри, что привез меня сюда.
Накануне миссус Чабби подмела полы, проветрила постельное белье, поставила цветы в кувшины и загрузила холодильник. Рука об руку мы расхаживали по бунгало, и хотя Шерри восторгалась практично-незамысловатым декором и по-мужски основательной меблировкой, в ее глазах я подметил блеск, появляющийся у женщины перед тем, как она начинает передвигать мебель и выбрасывать с любовью собранные скромные ценности мужского существования.
Она задержалась у широкого обеденного стола из камфорного дерева, по-своему переставляя цветы в вазе. Похоже, бухту Черепахи ожидали перемены. Странно, но сердце мое не дрогнуло – до смерти надоело быть у самого себя поваром и экономом.
В спальне мы переоделись в купальные костюмы – Шерри страдала избытком личной скромности и не оценила традицию бухты Черепахи лезть в море в чем мать родила. Тем не менее ее вид в бикини отчасти примирил меня с временным неудобством плавок.
