Супутинский заповедник и его обитатели - Александр Сергеевич Зайцев
« Попробуешь, – предложила она мне и наложила полную тарелку – скажешь, чего не хватает».
« Нашёл с кем шутить – она покачала головой – ты поосторожнее с ней, у неё иногда такие заскоки бывают, что диву даёшься, навроде вчерашнего ночного».
Я уплетал салат и кивал головой, в знак согласия. Со второго этажа донеслись звуки гитары. Вадим что-то пел в пол голоса, разобрать, что это было очень трудно. Быстренько покончив с салатом, я поблагодарил кухарку, сказал, что не хватает только мяса, и поднялся на второй этаж. Дверь в одну из комнат была приоткрыта, Вадим сидел на кровати, наклонив голову к гитаре, и крутил колки, настраивая первую струну.
« Не помешаю» – я задержался в дверях. « Нет, проходи, – он кивнул головой на соседнюю кровать – садись напротив».
« Играешь» – спросил он, закончив возиться со струной и видя мой заинтересованный взгляд.
« Играю, – ответил я – не так чтобы очень, но играю».
« Спой мне что-нибудь – просто попросил он – а то мне свои песни уже надоели до смерти, вдруг, понравится».
Петь незнакомому человеку для меня – это занятие не из приятных. Но я не чувствовал стеснения в этом доме, взял гитару и запел свободно, как будто и нет никого рядом. Спел ему мою любимую, « про прежнюю нежность», потом « Холода» Высоцкого. Вадим взял тетрадку и быстро переписал слова первой песни, делая пометки аккордов рядом со словами, Высоцкого он знал не хуже меня.
« Какая тематика тебе больше всего нравится, – спросил он, глядя в мои недоумевающие глаза, пояснил, – песенная тематика, про что твои любимые песни».
« А – протянул я и запнулся – да не знаю, не думал еще, мне лучше по авторам сказать, чем по тематике, а ты, какую предпочитаешь».
« Про города – ответил он – интересно петь и слушать, как люди про города поют, как рассказывают про свой город».
Я стал вспоминать названия таких песен, но в голову пришло только « Голубые города» Петрова, « Над городом Горьким», а потом пошла сплошная Москва, вся в цветах и красках.
« Про Москву принципиально не собираю – как будто угадал мои последние мысли, сказал Вадим, – а также не люблю растиражированных, интересно найти такую, чтобы её по радио или телику не гоняли».
« А сколько у тебя в копилке набралось» – спросил я. « Около тридцати» – ответил он. « Спой одну» – попросил я.
Вадим взял гитару и спел песню про Сов. Гавань, песня оказалась чуть приблатненая, но намного мелодичнее и смысла в ней было гораздо больше, чем у вышеупомянутых.
« Тебе бы на Тургояк разок съездить – поведал я ему – вот там, для таких, как ты, рай земной». « А где это – удивился он – и почему там рай».
« Озеро на южном Урале, вблизи Миасса, – ответил я – место красивейшее, туда летом со всего Урала целыми заводами отдыхать на выходные люди съезжаются. Я там один раз был, наплясался, песен и стихов наслушался, да таких, что нигде больше и не слыхал потом, жаль магнитофона не было, а запомнить их не было возможности, водка сильно мешала, только память осталась. А здесь, на Дальнем Востоке, нет таких мест».
« Нет, не припомню, – протянул он медленно, очевидно, пытаясь вспомнить что-то похожее, – в таких заводских масштабах нет, всё больше по мелочи».
« Извини за прямоту – не вытерпел я, – скажи, а кем ты здесь числишься, на этом полигоне, и где все ученые мужи, что-то не видно никого».
« Учусь во Владике, на вечерне-заочном, больше на последнем, – улыбнулся он – четвертый курс, физ-тех, в политехническом, а тут сторожем третий год, живу безвылазно, только на учебу и за продуктами в свет выезжаю. Ученых тут ни разу не видел, только, вроде Вас, люди приезжают. Летом часто, а зимой два раза приедут, так это для меня как праздник. Тяжело одному с собакой да коровой. Сначала страшно было, а потом ничего, пообвык, только тоска осталась, к ней не привыкнешь».
« Какой у тебя пёс – спросил я – наверное, кавказец какой-нибудь, с корову ростом».
« Нет, среднеазиатская овчарка, – ответил он – Вам повезло, что его сейчас дома нет, а то бы Вы до моего прихода в машине торчали бы, псина серьёзная, на уговоры не поддаётся».
« Да, и оружие имеется, – он показал на угол комнаты, там стоял карабин, СКС, 7,62 мм калибр, и двустволка ИЖ-43, – есть, чем отбиться. Со зверем проще, с людьми потяжелей. В прошлую зиму принесла двоих нелёгкая, в ватниках и кирзовых сапогах, которые по десятому сезону в носке, а мороз градусов под двадцать пять. Стоят, жмутся друг к другу, а по глазам видно, что лихоимцы. Вынес им хлеба, пачку чая, и от ворот поворот. Кончайте, говорю, ребята дураков изображать, а сам ствол не опускаю, идите себе, я Вас забыл, да и Вы меня не вспоминайте. Болтались они потом суток трое, возле дома, по следам опосля разглядел, видимо оружие им глянулось, или необходимость крайняя в нём была. Пришлось мне две недели без хлеба питаться, слава Богу, ушли».
« А со зверем как управляешься» – спросил я.
« Зверь, не человек, – ответил он – ему лишнего не надо. И медведи, и волки наведываются, всё по Машину душу. Только ведь на неё где сядешь, там и слезешь. Когда дома, так. Карай голос подаст, выстрелами отгоняю. Один раз не было меня три дня, документы в городе оформлял, так волки подкоп вырыли. Зубами наверняка землю грызли, холода тогда стояли лютые, пробрались к Марье, ну она их сразу и встретила. Один так и остался в подкопе лежать, в лепёшку его, бедного о брёвна растёрла, остальные не сунулись, побоялись». « А собака чего же, спала в это время» – удивился я, не услышав в этом эпизоде ни словечка про её героические действия.
« Мой Карай здесь седьмой год живёт, – отвёл Вадим все обвинения – а всё потому, что умнее собаки во всём заповеднике нету. Он свою службу давно понял, знает, где броситься надо, а где только голос подать. Волки только этого и ждут, чтобы собака из будки показалась, через минуту от неё и запаха не останется, им без
