Артур Дойл - Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник]

— А сколько времени надо зебу, чтобы победить крокодила?

— Мм, это зависит от того, как часто его будут бодать.

— Ну, а если каждые три часа, а?

— Ой, надоели мне эти зебу!

— Так скажет крокодил! — крикнул Парнишка, хлопая в ладоши.

— Пожалуй, я соглашусь с крокодилом, — произнес Папа.

— Пожалуй, всем детям пора спать, — вторила ему леди Солнышко, и в полумраке тут же показался белый передник няни.

На первом этаже ужинали, а все послушные дети давным-давно должны были видеть десятый сон. И все же сверху раздавался странный шум.

— Это что еще такое? — поинтересовался Папа.

— Это Парнишка играет в крикет, — ответила леди Солнышко с проницательностью, свойственной всем матерям. — Он встает и гоняет мячик. Надо бы тебе с ним серьезно поговорить, ведь он же недосыпает.

Папа отправился наверх с твердым намерением быть строгим и непреклонным, и уж верьте слову, он может быть строгим, когда захочет! Поднявшись по лестнице, он услышал, что шум не стих, поэтому он на цыпочках прокрался по коридору и заглянул в приоткрытую дверь.

В комнате было темно, горел лишь маленький ночник. В полумраке Папа разглядел тонкую гибкую фигурку в белой пижаме. Посреди детской она делала маленькие шажки и махала рукой.

— Ага-га! — воскликнул Папа.

Белая фигурка ринулась к нему.

— Ой, пап, как здорово, что ты пришел!

Папа почувствовал, что быть строгим не так-то легко.

— Значит так! Быстро в кровать! — произнес он с наибольшей суровостью, какую только смог разыграть.

— Хорошо, пап. Только вот посмотри, а? — Парнишка прыгнул и грациозно взмахнул рукой, описав круг. Папа когда-то был заядлым крикетистом и оценил это с чисто спортивной точки зрения.

— Неплохо, Парнишка. Я сам люблю высокий замах. Почти как у Споффорта.

— Ну, пап, ну, расскажи про крикет! — Папу усадили на край кровати, а белая фигурка нырнула под одеяло.

— Да, да, про крикет! — донеслось из угла, где Толстик уже восседал на своей кроватке.

— Ах ты, шалунишка! Я-то думал, ты спишь. Сейчас нельзя. Спать надо.

— А кто такой Попофф? — жадно спросил Парнишка, хватая Папу за рукав. — Классный подающий, да?

— Споффорт был лучшим подающим из всех выходивших на поле. Он был великим игроком австралийской сборной и очень многому нас научил.

— А собаку это он убил? — Это уже Толстик.

— Нет, малыш. Какую собаку?

— А вот Парнишка говорил, что был такой подающий, который бросил мяч так, что тот пробил сетку и убил собаку.

— Ну, это старая байка. Когда я был маленьким, я слышал то же самое об одном подающем. Если не ошибаюсь, о Джексоне.

— А собака была большая?

— Да нет, сынок, не было там никакой собаки.

— Значит, была кошка, — настаивал Толстик.

— Пап, расскажи про Споффорта, — теребил отца Парнишка. Резвое воображение Толстика всегда уводило разговор в сторону, но старший все же вернул его в нужное русло. — Сильно он бросал?

— Да, очень сильно. Я слышал, как игравшие против него крикетисты рассказывали, что у него только замах был почти на полную подачу, а подавал он быстрее всех в Англии. Я сам видел, как он только взмахнул своей длинной рукой, а калитка уже и упала. Бьющий даже не успел битой земли коснуться.

— Ух ты! — донеслось дуэтом с кроваток.

— Споффорт был высоким и худым, за это его прозвали Демоном. Ну, это вроде дьявола.

— А он был дьяволом, да?

— Нет, Толстик, нет. Его прозвали так потому, что он мог с мячом чудеса творить.

— А дьявол может с мячом чудеса творить?

Папа почувствовал, что дело пахнет сатанизмом, и поспешил вернуться к более приземленным вещам.

— Споффорт учил нас подавать, а Блэкхэм показывал, как защищать калитку. Когда я был помоложе, мы всегда ставили дополнительного игрока. Назывался он второй бьющий и стоял позади защитника. Я был полным, плотным мальчиком, поэтому играл вторым бьющим. Мячи отскакивали от меня, будто я им матрас или подушка.

Восторженный смех.

Френсис Коутс. Юный крикетист

— Когда появился Блэкхэм, защитники поняли, что надо учиться останавливать и отбивать мяч. Вторых бьющих не было уже даже в первой лиге. Скоро нашлись неплохие защитники вроде Альфреда Литтелтона или Макгрегора, но именно Блэкхэм научил нас мастерству. Когда Споффорт с копной рыжих волос подавал с одного края, а Блэкхэм, с развевавшейся над перекладиной черной бородой, на другом краю поля готовился принять мяч — это надо было видеть, доложу я вам.

Молчание. Ребята пытались представить себе это зрелище. Парнишка вдруг испугался, что Папа уйдет, поэтому он быстро задал новый вопрос. Если Папину память постоянно не освежать, неизвестно, сколько еще он с ними пробудет.

— А что, до Споффорта не было классных подающих?

Да были, мой мальчик, и немало. Но он привнес много нового. Особенно смену темпа, когда по его шагу до последней секунды не ясно, какую он сделает подачу. То ли быструю, как молния, то ли медленную, но с хитрой закруткой мяча. Но с точки зрения владения подачей я считаю, что лучшим подающим был Альфред Шоу из Ноттингема. Говорили, что из трех бросков он два раза умудрялся попадать в полукрону!

— Ух ты! — затем вступает Толстик:

— А в чью полукрону?

— Да в чью угодно.

— А полукрону он брал себе?

— Нет, нет, с чего бы это вдруг?

— Потому что он в нее попал.

— Полукрону всегда кладут, чтобы в нее целились, — объясняет Парнишка.

— Нет, нет, не было никакой полукроны.

Ребята затевают спор на пониженных тонах.

— Я тебе говорю, что он мог попасть в любой предмет размером с полукрону.

— Пап, а пап? — спрашивает один из них, увлеченный новым поворотом темы. — А он мог попасть в мысок бьющему?

— Да, малыш, вполне мог.

— Тогда, наверное, он всегда туда целился!

Папа рассмеялся.

— Вот, оказывается, почему старина ВиДжи всегда стоял с задранным вверх носком левой ноги.

— На одной ноге?

— Да нет же, Толстик. Пятка на земле, носок кверху.

— Пап, а ты знал ВиДжи?

— О да, я был с ним знаком.

— Он был хороший?

— Это был замечательный человек. Такой, знаешь, большой школьник, прятавшийся за густой черной бородой.

— А за чьей бородой?

— Ну, я хотел сказать, что он носил густую черную бороду. Он хоть и походил на предводителя пиратов из ваших книжек с картинками, но обладал добрым сердцем, словно у ребенка. Я слышал, что он умер, и все из-за этой проклятой войны! Великий старина ВиДжи!