Иван Мызгин - Со взведенным курком
Чем ближе к лету, тем энергичнее действовали боевики. Вести о наших удачах разлетались по заводам прямо-таки с молниеносной быстротой. Рабочие радовались в открытую. А стражники теперь не решались показываться в заводских поселках в одиночку.
В дружине же мы все острее испытывали оружейный голод. С револьверами и пистолетами было еще более или менее благополучно — «эксы» и закупки за границей пополняли наш арсенал. Но мы всегда помнили, что впереди нас могут ждать бои с регулярными войсками. А Декабрьское восстание в Москве показало, что царское правительство, не задумываясь, бросит против повстанцев, вооруженных лишь охотничьими ружьями и старыми револьверами, артиллерию.
Конечно, пушки и пулеметы мы не были в силах раздобыть. Но, быть может, есть оружие, которое хоть в какой-то мере способно заменить их? И мы нашли такое оружие: бомбы. Решили изготовлять их своими силами. Начинать следовало с сущего «пустяка»: раздобыть взрывчатку…
Михаил Кадомцев предложил захватить динамит и гремучую ртуть на каком-нибудь горном складе, где этого добра всегда в избытке. Стали подыскивать «удобный» склад.
В тот год через горную речку Юрюзань, верстах в четырех от Усть-Катавского завода, строили новый железнодорожный мост. Берега реки здесь скалисты; и для того чтобы разрушить скалы, на строительство завезли взрывчатку.
По поручению боевой организации рабочий из Усть-Катава Носков обследовал местность и сообщил, что склад находится примерно в версте от моста, в лесу, в дощатом сарае. Территория обнесена забором из жердей, чтобы туда ненароком не забрела скотина. При складе несколько сторожей.
Удобнее ничего не найдешь! Такой вывод сделал совет Уфимской дружины. За дело должны были приняться уфимцы и мы, симские боевики.
В конце июля Михаил Кадомцев со своим другом Василием Гореловым и боевиками Игнатом Мыльниковым, Василием Алексакиным, Константином Мячиным, Ильей Кокаревым и Василием Мясниковым приехали в Сим. Вечером мы собрались в лесу. Из нашей дружины присутствовали на этой встрече Михаил Гузаков, Василий Королев, Гаврила Леонов, я и разведчик Носков.
Выйти решили перед рассветом, чтобы добраться до склада часам к десяти вечера, туда было верст тридцать — тридцать пять. Ежели все сойдет хорошо, в ту же ночь махнуть через Юрюзань, на ее правый берег, к усть-катавскому вокзалу, и сесть в поезд — все по разным вагонам.
— Товарищи, — сказал Кадомцев, — хочу предупредить еще раз: дело сложное и опасное. Идти на него можно только добровольно. Так что, ежели у кого слабо… — он запнулся, — ежели у кого слабо со здоровьем или там нервишки шалят, говорите сейчас. Потом будет поздно… — Он посмотрел каждому из нас в глаза.
Мы молчали. Может, кто и побаивался, но сказать об этом вслух смелости не хватило.
Каждый из нас получил «смит-вессон» с десятком патронов и браунинг с тремя полными обоймами. Для взлома замков взяли с собой нужный инструмент.
Времени до рассвета оставалось совсем немного, и мы тут же в лесу расположились отдохнуть.
Наконец приказ: выступать! На спине у каждого вещевой мешок. Он почти пуст — кусок хлеба плечи не оттянет. Зато на обратном пути груз будет куда более весомым: динамит и гремучка.
Погода стояла пасмурная, но дождя, к счастью, не было. Новолунье. До свету мы прошли верст восемь-девять. Дорога вывела нас к горному ручью. Сделали привал, перекусили — и снова в путь. Мы шли сквозь пышные хвойные и лиственные леса, перемежающиеся цветущими лугами, вдоль весело журчащих ручьев, прихотливо извивающимися горными дорогами и тропами. Урал раскрывал нам все свое великолепие. Как-то странно было, что мы не на прогулке, а в боевом походе, что нам предстоит не гулянка, а опасная операция. Молодость брала свое — о близкой опасности не думалось, шли весело, шутили, пересмеивались, наслаждаясь чудесной уральской природой, полной грудью вдыхали лесные дурманящие запахи, слушали невнятный птичий говорок…
Дороги, как и самого места «экса», никто из нас не знал, кроме нашего проводника — разведчика Носкова. Он угрюмо шагал впереди. Немного позади него шли командиры. Вот и сейчас: закрою глаза и — словно не промелькнуло с того дня шесть десятилетий! — ясно вижу этих двух дорогих мне людей. Легкий, размашистый шаг, выправка — все обличало в Михаиле Кадомцеве профессионального военного. А рядом с ним идет, словно танцует, слегка покачивая широкими плечами и небрежно помахивая вырезанной из орешника палочкой, Миша Гузаков.
Уфимских товарищей мы, симцы, видели впервые, но дорогой все перезнакомились. За болтовней и шутками не заметили, как время перевалило далеко за полдень. Напомнил об этом разыгравшийся аппетит.
— Скоро село, — объявил Кадомцев, перебросившись парой слов с Носковым. — Там обед и отдых.
Часа через полтора потянуло дымком. Послышался лай.
— Привал за селом. Поаккуратнее с оружием! — напомнил Кадомцев.
Вскоре показалось башкирское село. По берегу мелкой речушки мы обошли его, отыскали уютную полянку. От села ее отгораживал невысокий, но густой кустарник. Кто с наслаждением растянулся на траве, кто принялся умываться, скинув рубаху, кто, усевшись на бережку, опустил в прохладную воду босые натруженные ноги. Хорошо!
И все-таки мы были недостаточно осторожны. Кадомцев послал двоих боевиков за едой. Они вернулись, таща молоко, яйца, хлеб. Видать, в село мы попали бедное — хлеб был испечен пополам с лебедой.
За нашими «интендантами» увязались деревенские мальчишки. Они с любопытством следили за нами из кустов, не приближаясь и не уходя. Это нас почему-то не насторожило. После обеда все мы расположились кто где и сразу уснули. Бодрствовать остались лишь двое дежурных. Через два часа они должны были разбудить себе смену. Но дневальные оказались, как теперь выражаются, не на высоте…
Проснулся я от какого-то шума. Смотрю, вокруг нас собралась большая толпа крестьян. Галдят, размахивают руками.
Оказалось, что наши дежурные крепились-крепились, да и тоже вздремнули. Вздремнули, а между тем у Васи Алексакина вывалился из-за пазухи «смит-вессон». Поблескивавший никелированный револьвер заинтересовал осмелевших ребятишек; они помчались в село и привели толпу любопытных. Крестьяне были настроены враждебно: ведь вести о революции приходили сюда, в это глухое и темное, затерянное в лесной дали село, через муллу и, урядника, которые не жалели черной краски, живописуя «злодейства» городских дармоедов-крамольников, «врагов русского и башкирского бога и батюшки-царя».
Пришлось спешно сниматься с места.
…Спустилась ночь. Низкое небо сплошь затянули дождевые облака, словно над нами развернули кипу грязной ваты. Носков остановил отряд — цель была совсем рядом.
