Сергей Плеханов - Приключения-85
— Да что ты заладил, старик! — Татищев вышел из себя. — Никто тебя воли не лишает. Только вместо расхристанности вашей, вполне для казны бесполезной, дали вам твердый порядок: поработай на государство, а потом как хочешь живи: песни пой, вино пей, землю паши. Да разве в крестьянском труде легче вам живется?
— Отбились они давно от землепашества, ваше превосходительство, — сунулся к начальству Тихон. — Целыми деревнями рыщут по горам — руду изыскивают. Прослышали, что рудознатцам добрую награду за изысканное железо, за медь дают, вот и кинулись шурфы бить по всему Уралу. Обнищали, оборвались, а все не хотят к земле вернуться, каждый жар-птицу ухватить мечтает.
— Во-от, вот она, ваша воля! — торжествующе произнес горный командир. — Во всяком государстве обыватель должен иметь свободу, да только не такую, чтоб каждый делал что хочет по прихоти своей; не такая должна быть воля, как у диких зверей, но рассудительная, законами дозволенная, о благе казенном радеющая. Такая воля в державе нашей водворена покойным императором Петром Великим, а ныне сохраняется высокою защитою ее императорского величества Анны Иоанновны. Если же, безумный старик, твоим речам внять да по слову твоему всем поступать, у нас безгосударная смута придет.
Один из кержаков, стоявших у вагонетки, с вызовом сказал:
— На вольной воле жили и ни для каких казенных польз поступаться ею не желаем.
Народ на доменном дворе задвигался, послышался ропот. Служители стали мало-помалу скучиваться вокруг начальства.
— Не хотите добром на завод идти — заставим, — веско сказал Татищев.
Воцарилось тяжелое молчание. Настороженные взгляды служителей и горных офицеров словно в немом поединке сталкивались с озлобленными взглядами бородатых людей в прожженной, латаной одежонке.
— Ваше превосходительство, — почтительный голос Фогеля прозвучал совсем негромко, но его услышали даже те, кто стоял поодаль. — А как же с указом о раскольниках быть?
— Мы вольны ему свое толкование давать, — быстро ответил горный командир. — Будешь ждать, пока эти плуты сами к заводам соизволят приселиться, не скоро толку добьешься… Сейчас у нас полтора десятка казенных заводов, а я думаю к сему числу еще сорок прибавить! Где же рабочих для них напасешься? Зорите скиты, господин управитель, сгоняйте оттуда бездельников к домнам да к молотам!
Польщенный Фогель орлом смотрел на притихших кержаков.
— Вы слышали, это не я вам сказал! Его превосходительство из самого Петербурга недавно прибыли, от ее императорского величества полномочия имеют!
Когда они двинулись дальше, управитель чуть повернул голову к Тихону и спросил:
— Эти пятеро на подаче руды, отец с сыновьями, — как их по уличному-то?..
— Рябых, Карла Иваныч.
— Ты вот что, распорядись, чтоб без кандалов на завод их доставляли… — Он в раздумье пожевал губу и с видимым сожалением сказал: — А вот старику двадцать пять батогов дать придется. Женщин ихних — жену старика и Анну, с ними в бегах бывшую, — от надзора освободить и работу полегче подобрать…
Тропа вилась по верховому болоту. Сквозь редколесье виднелись мощные складки хребта, покрытые темно-зеленым бархатом растительности. Снеговые шапки гольцов нестерпимо горели на солнце. И над всем этим огромным молчаливым миром плыли белые льдины облаков.
Размеренно покачиваясь в седле, Иван то и дело смотрел на эти быстро движущиеся в синеве глыбы. Вяло отмахиваясь от комаров, путник скользил взглядом по серо-ржавой растительности болота. Ему вновь и вновь представлялась сложенная из плитняка стена каземата. Вот сквозь толстые граненые прутья решетки просунулась рука, узловатые пальцы сжали ладонь Ивана. В полутьме тюремной камеры лихорадочно заблестели несколько пар глаз.
— Братишка! Беги ты от этого немца куда глаза глядят, не пустит он нас на волю. Вон батюшку как исполосовали — второй день с соломы не поднимается.
Иван с болью вглядывался в осунувшееся лицо старшего брата и, словно оправдываясь, бормотал:
— Нет, не брошу я тут вас. А особливо матушку с Аннушкой жалко… Право, поеду я…
За металлические прутья взялся второй брат. Приблизил лицо к самой решетке и тихо проговорил:
— Открой хоть, куда посылает тебя управитель.
— А, к вогулам… — Иван мотнул головой в сторону и отвел глаза.
— Ну, не хошь, не говори, — обиженно сказал брат.
Порывисто сжав его руку в ладонях, Иван просительно сказал:
— Немец не велел. Да и сам не хочу замечать — сорвется… Нельзя ли на родителя взглянуть… Напоследок.
Фигуры братьев растворились в полумраке. Через минуту возникли вновь. Иван увидел тело отца, подхваченное четырьмя парами рук.
— Батюшка, благословите на путь шествующего, — сглотнув слезы, сказал Иван.
Старик какое-то время искал глазами младшего сына, потом кое-как поднял руку для крестного знамения, но тут же уронил ее и хрипло произнес:
— Бог тебя храни, Ивашка. А мы тут, мы…
И снова закрыл глаза.
Занятый своими мыслями, Иван и не заметил, что сосняк стал погуще, да и деревца пошли более рослые и раскидистые. Только когда ветки несколько раз хлестнули его, молодой человек сообразил, что снова началась тайга, и пошел рядом с навьюченной лошадью…
Лес стал редеть. Взгляд Ивана все чаще останавливался на могучих березах, стоящих в траве словно бы в чулках — кора была начисто снята на высоту человеческого роста. На стволах других деревьев попадались зарубки одного и того же вида. Невольно прибавив шагу, молодой человек шел теперь вперед лошади, нетерпеливо подергивая за уздечку.
Березняк кончился. На большой поляне, поросшей высокой шелковистой травой, было разбросано несколько строений — хранилище припасов на высоко опиленных стволах, лабазы, низкая землянка с берестяной крышей, усеянной черепами соболей. Несколько собак бросились навстречу Ивану, принялись молча обнюхивать его и лошадь. Пожилая скуластая женщина, возившаяся у камелька, прикрыв лицо рукавом, кинулась в землянку. Из-за кучи хвороста, из-за перевернутых нарт, из-за угла амбара на Ивана опасливо смотрели несколько пар детских глаз.
Из землянки показался невысокий мужик-вогул с заспанным лицом, с короткой косицей, в которую был вплетен узкий ремешок. Он прикрикнул на собак, прыгавших вокруг лошади, и вопросительно посмотрел на Ивана.
— Здравствовать вам, дядя Евдя, со всем семейством. Поклон вам от крестового — Антипы из Терентьевой деревни, по прозванию Рябых.
— И ты, паря, здравствуй. И Антипе здравствовать. — Евдя говорил по-русски сносно, хотя и с типичными для вогулов придыханиями на каждом слове.
