Петр Сергеев - Когда открываются тайны (Дзержинцы)
— Этого, брат, я сказать не могу. Сейчас приказано обходиться своими силами.
Сергей Петрович заглянул в широко раскрытые, сияние и чистые, как майское небо, глаза Володи, подмигнул. Но голос его остался твердым, серьезным.
— Сейчас я тебе разъясню: мы, рабочие, сделаем крестьянину плуг, чтобы землю свою он вспахал, или, к примеру, дадим ему свои ботинки, а взамен хлебушек получим.
— А сами в чем ходить будем? Теперь холодно, — удивился Володя.
— Это я к слову сказал, — пояснил Сергей Петрович. Он привстал на локоть, сунул руку в карман брюк, аккуратно сложенных на стуле. Между двух пальцев большой загорелой руки гостя блеснул кусочек сахара.
— Бери-ка! Я еще вечером отложил для тебя!..
— Вот ты какой, комиссар?! — изумленно прошептал Володя. — Спасибо.
Он откусил с уголка, стараясь не шуметь. Так хорошо стало во рту! Давно этого чуда не пробовал.
— Дядя Сережа, а скоро придет время, когда есть можно будет, сколько хочешь? Даже сахар?!.
Вместо Сергея Петровича снизу отозвался отец:
— Чего привязался к человеку? Спи, постреленок, еще рано.
Но сон уже прошел. Встала Федоровна, загремела ведрами. Бабка на печке шептала утреннюю молитву. Илья Митрофанович свесил с кровати босые ноги и запалил окурок, валявшийся в пепельнице с вечера.
Начиналось обычное рабочее утро в обычной рабочей семье.
ГЛАВА II
ДОБРОХОТОВ
Скромная пожилая женщина, которая одним пальцем ученически тыкала в клавиатуру машинки, разъяснила, не отрывая взгляда от непривычной для нее работы:
— Дел, голубчик, у нас ой-ой сколько. С зари и начинаем.
Сергей Петрович поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. В коридоре, по обе стороны двери председательского кабинета, уже сидело несколько человек, тоже, видно, рассчитывавших попасть на прием первыми.
Бородин опустился на свободный стул. Напротив него устроился, нервно теребя застежки пухлой папки, старый человек с аккуратной клиновидной бородкой, задумчивыми, проницательными глазами. Помимо него, на беседу с председателем исполкома Доброхотовым рассчитывали две женщины, одетые в старомодные купеческие телогрейки. Они тихо переговаривались между собой, лузгая семечки в кулак.
Чуть поодаль, у холодной печки, расположился бородатый мужчина в тулупе и валенках. Он опирался обеими руками на кнутовище и сладко дремал. Возле окна стояли молодые люди: один в гимназической фуражке и куртке, другой — в шинели и буденовке.
Из кабинета председателя вышел военный в папахе. Его стройную фигуру ладно облегал офицерский френч, у пояса в блестящей кобуре висел парабеллум. Военный чуть приподнял от пола кривую казацкую шашку и твердым шагом направился к выходу. Вслед за ним из кабинета вышел матрос. Его бескозырка, коснувшись карниза двери, полетела было вниз, но тут же, ловко подхваченная владельцем, была водружена на место. Матрос встряхнул георгиевскими ленточками и лихо надвинул головной убор на самый лоб, проговорив: — Случается!
На выцветшей бескозырке Сергей Петрович прочел: «Минный заградитель «Ксения».
— Товарищ Фаан дыра Хелит, — с трудом произнес матрос фамилию очередного. Чувствуя, что ошибся, моряк выкрикнул запросто: — Который тут с тремя фамилиями — прошу в кабинет председателя.
Казалось, никто из посетителей ничего не понял, но сидевший возле Сергея Петровича старик с огромным желтым портфелем нерешительно поднялся и хмуро поглядел на матроса. Тот шагнул к нему и, козырнув, сказал:
— Так вы этот самый...
Старик горделиво тряхнул седой гривой волос.
— Моя фамилия Фан дер Флит, молодой человек.
— В таком случае, папаша, проходите. — Матрос вежливо посторонился и, покосившись на Бородина, вдруг крикнул совсем неофициально:
— Товарищ комиссар! Товарищ Бородин!
Сергей Петрович шагнул к нему, и они обнялись Фан дер Флит, уже стоя на пороге, недовольно оглядел их, потом скрылся за дверью председательского кабинета.
— А я думал, не выживете, когда вас гранатой тряхнуло, казалось, насмерть, — радуясь встрече, басил моряк.
— Живой! — смущенно проговорил Бородин.
Матрос долго не отнимал рук от Сергея Петровича, как бы желая удостовериться, действительно ли перед ним живой комиссар. Обоим припомнилась кровопролитная схватка с белополяками в 1919 году под станцией Попельня.
— Еще поживем, товарищ Китик, на страх врагам.
Сергей Петрович отвел матроса в сторону и тихо спросил:
— Ты тут на какой службе?
— В помощниках. Временно приставлен к председателю. Его сам товарищ Ленин сюда послал. Да вы не сомневайтесь, я вас мигом к нему проведу, вне очереди, — заторопился матрос.
— Обожди, не горит, — остановил его Сергей Петрович. Они прошли в конец коридора.
Вскоре подошла очередь Бородина к председателю.
Седобровый, с широким крестьянским лицом, сибиряк Доброхотов стоял в полушубке, пуская в телефонную трубку клубы пара. Председатель слушал чей-то бойкий доклад по прямому проводу, потом, рассекая воздух кулаком свободной правой руки, твердо заговорил в ответ:
— Слушайте, товарищ Цванкин! Никакого либерализма к тунеядцам. Задача Комитета по трудовой повинности ясна: работать! Всем работать! Лица, страдающие ожирением, освобождению не подлежат. Сегодня же отберите из этих господ человек сто, разделите на пять групп и шагом марш по госпиталям и больницам в распоряжение главврачей на очистку территорий. Пусть растеряют, что накопили.
Доброхотов резко опустил трубку и протянул руку Сергею Петровичу. С минуту они ощупывали друг друга глазами.
— Выходит, ждать себя заставил? — заулыбался Доброхотов и, обратившись к вошедшему матросу, спросил:
— Народ прибывает, товарищ Китик?
— Так точно, только я понемногу фильтрую.
— Это каким образом? — удивился Доброхотов.
— Спрашиваю одного: по какому делу, товарищ?.. «Я, говорит, не товарищ вовсе тебе... А если хочешь быть товарищем мне, вели освободить мой дом... Он честным трудом нажит, а ваши товарищи больными красноармейцами весь нижний этаж завалили...» Так и сказал, гад: завалили... Тут я, конечно, о всякой вежливости забыл. «Если хочешь, дядя, чтобы тебя приставили санитаром к расквартированным у тебя больным красноармейцам, могу пропустить к товарищу Доброхотову вне всякой очереди».
— Допустим, правильно сказано. А он?
— Смылся, товарищ председатель. Пока отвечал одной особе на ее реплику, домовладельца и след простыл.
Доброхотов еле сдерживал смех.
— Находчивость — похвальная черта, товарищ Китик. Только надо не забывать, что в каждом человеке, даже противнике советской власти, есть деловые качества, которые надо использовать с толком. И не озлоблять против себя, ясно?
