Генри Хаггард - Ласточка
Дело в том, что глубокой осенью этого несчастного года Ян отправился за пятьдесят миль в одно местечко, где был назначен нахтмаалnote 3, чтобы исполнить христианский долг и вместе с тем продать шкуры, шерсть и все, что было приготовлено к этому времени.
Возвратился он домой бледный и расстроенный.
— Знать, ничего не продал, Ян? — спросила я, когда мы поздоровались.
— Все продал, — угрюмо отвечал он.
— Значит, кафры опять бунтуют?
— Нет, они пока спокойны, хотя проклятые англичане всячески стараются восстановить их против нас.
— Так в чем же дело? — приставала я. — По твоему лицу вижу, что случилось что-то дурное.
— Эх, не хотелось бы и говорить, жена! — со стоном вырвалось у него из груди. — Но и скрыть нельзя… Видишь ли, в чем дело. Я встретил человека из Елизаветинского порта, и он рассказал, что у них там недавно были два англичанина — шотландский лорд и какой-то знаменитый законовед. Эти люди разыскивают мальчика, лет десять тому назад пропавшего после кораблекрушения. Они слышали, что мальчик живет у боеров в Транскее. Мальчик этот, понимаешь, наследник громадного состояния и многих важных титулов. Вот его и разыскивают для того, чтобы передать ему все это по закону… Ты, конечно, догадываешься, кто этот мальчик?
Как было мне не догадаться! Я сразу поняла это; но была так убита сообщением Яна, что не могла произнести ни слова, а только молча кивнула головой.
Как только ко мне возвратился дар речи, я горячо сказала мужу:
— Если придут за ним, мы не отдадим его, потому что он нам более, чем сын! Да и Сузи…
— Мы не имеем права делать этого, жена, — грустно перебил меня Ян: — по рождению он нам все-таки чужой.
— Но он сам не захочет уйти от нас, и…
— И это ничего не значит: он несовершеннолетний по английским законам, и его могут увести силой. В Англии совершеннолетие считается с двадцати одного года, а Ральфу еще только девятнадцать.
— Скрой его, Ян, спрячь, ради Бога, если не хочешь, чтобы мы все умерли от горя! — умоляла я, обняв мужа. — Отправляйся скорее с ним провожать наше стадо на зимовку и предоставь мне одной вести переговоры с этими англичанами, если они пожалуют сюда. Я уж сумею прогнать у них охоту шнырять по фермам честных боеров и отыскивать чего не следует.
— Не искушай меня, жена! — проговорил Ян. — Не заставляй меня брать греха на душу… Расскажем все Ральфу, и пусть он сам решит, как хочет. По нашим законам он уже совершеннолетний и имеет право лично распоряжаться своей судьбой… Где он сейчас?
— В краале,note 4 выбирает быков под ярмо.
— Ну хорошо, подождем, когда он вернется оттуда.
Настаивать более было невозможно. Я знала характер Яна, да и сама чувствовала, что он прав. Я затаила в себе свое горе и стала придумывать способ удержать Ральфа у нас, несмотря на глупые законы его страны, которые признают мужчину совершеннолетним только с двадцати одного года, и до тех пор все могут распоряжаться им как вещью.
Я пошла к Сузи. Цветущая и сияющая, она сидела за столом и варила кофе. Ей почти исполнилось восемнадцать лет, и она была так хороша, что трудно описать: нежная, точно воздушная, беленькая, с розовыми щечками, большими голубыми глазами, пепельными волосами и крохотным ротиком, одним словом — прелесть! Я говорю так не потому, что она мне дочь, а потому, что это была истинная правда; все находили это.
Я спросила, для кого она готовит кофе.
— Конечно, для Ральфа, — ответила она. — Ведь ты знаешь, мама, что он особенно любит кофе, сваренный мною.
Я знала, что, напротив, он любил больше то, что я ему готовила, потому что Сузи (царство ей небесное!) особым умением в хозяйстве не отличалась, но промолчала, чтобы не огорчить дорогую девочку.
— Ах, мама, — продолжала она, — представь себе: Черный Пит опять был здесь, привез мне громадный букет цветов, наговорил разного вздора и приставал, чтобы я устроила с ним посиделки!
— Ну и что же ты ответила, дочка? — спросила я, хотя наперед знала, что она скажет.
— Конечно, я сказала, что никаких посиделок устраивать с ним не буду! — воскликнула она, вся раскрасневшись. — Какой он противный, мама! Мне кажется, он стал еше хуже с тех пор, как умер его отец… И не только противный, а прямо злой, очень злой… Как он глядел на меня, если бы ты видела! Я просто боюсь его!
Поговорив немного о Пите, я незаметно свела разговор на Ральфа и намекнула, что он, как птичка, залетевшая в чужое гнездо, может быть вынут из него кем-нибудь.
Суть моих намеков Сузи поняла скорее сердцем, чем разумом. Бедная девочка страшно изменилась в лице, и я боялась, что она лишится чувств. Но, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, наша дочь могла многое вынести и не так легко падала в обморок, как многие из нынешних девушек, которые с виду гораздо крепче ее.
Она скоро оправилась и стала расспрашивать меня, что я знаю насчет Ральфа. Конечно, я отвечала ей уклончиво и просила только передать Ральфу, чтобы он, после того как управится здесь, отправился в горы поохотиться на лосей, потому что у нас вышла вся дичь.
— А мне можно будет сопровождать его? — спросила она.
— Конечно, можно, — поспешила ответить я. — Ведь это будет не первая ваша прогулка. С Ральфом тебе бояться нечего. Это не Пит, — прибавила я смеясь.
Сузи отлично ездила верхом и часто бывала на охоте с отцом или Ральфом, хотя всегда плакала, когда в ее присутствии убивали каких-нибудь животных. Вообще наша девочка была так мягкосердечна, что не могла равнодушно видеть страданий живых существ. Юна жалела даже язычников-кафров и никак не хотела понять, что животные и кафры созданы Богом исключительно для нашей потребности. Но зато она хорошо поняла, что страданий на земле гораздо больше, чем радостей, и потому часто присутствовала на охоте, чтобы, как она сама говорила, привыкнуть к ним.
Случилось так, что в этот день охота завела Ральфа и Сузи в то самое ущелье, в котором они в первый раз увидели друг друга десять лет тому назад.
После Ральф говорил мне, что при виде этого места он вдруг почувствовал, будто вступает в новую жизнь и любит Сузи уже не как сестру, а как женщину, дороже которой у него нет никого в мире.
III. ОБЪЯСНЕНИЕ. ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ
Я столько раз слышала, каким образом произошло у Сузи с Ральфом объяснение, что могу повторить его почти слово в слово.
Вышло это вот как. Погоня за лосем завела их в знакомое ущелье, и Ральф убил животное как раз около того места, на котором они встретились десять лет тому назад.
В ущелье был большой камень, на который молодые люди и уселись, чтобы отдохнуть.
Сузи, по обыкновению, плакала, жалея убитого лося; Ральф утешал ее, доказывая печальную необходимость для человека убивать даже таких животных, которые не делают ему никакого зла. Наша девочка сидела вся облитая солнечным светом; слезы медленно катились по ее лицу, как роса по цветку. Так рассказывал мне потом Ральф, которому она в эту минуту, по его словам, показалась ангелом, оплакивающим грехи людей. Тут только он понял, как она ему дорога и как горячо он любит ее.
