Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф
– Я ведь только рыбки попросил… – грустно пробормотал дядя за моей спиной.
Я обернулся. На его деланно печальном лице лихорадочно блестели ушлые глаза. Он наслаждался происходящим.
– Левиафан сам… – начал я, но Оливье прижал палец к губам.
Обезьяны притащили такелаж и зацепили канат к задней рее грот-мачты.
Фея потёрла глаза и спросила у дяди:
– Уже пора? Трим-рим.
– Конечно, моя дорогая, твой выход! – пропел Оливье.
Я завистливо посмотрел в их сторону. Со мной он никогда так не разговаривал.
Люся ещё раз провела по лицу и подошла к обезьянам. Они уже размотали канат и спустили огромный крюк к фее. Зацепившись, она махнула рукой, и обезьяны, навалившись на лебедку, подняли её над палубой.
Из-за борта показался гребень и прозрачные водянистые глаза, щёлки носа и пасть полная зубов. Я невольно попятился.
– Вира! – весело крикнула фея, раскачиваясь на тросе.
– Точно ненормальная, – пробормотал я.
Голем пробубнил что-то неразборчивое, но вроде согласился.
Люся продолжала визжать, размахивая руками и ногами. Странное зрелище, но левиафану нравилось. Он глаз не мог оторвать от дурачеств феи. Задрав все три головы вверх, он копировал её покачивания, колыхаясь из стороны в сторону. В такт ему мотался корабль. Палуба наклонялась то вправо, то влево.
Людмила радостно пищала и улыбалась, не замечая, что она – приманка для огромного чудовища. Левиафан затаился, выглядывая из-за борта и провожая её жадными глазами. На солнце блестели прозрачные крылышки феи. Они звенели, выплёскивая серебряную пыльцу, и издавали тоскливую мелодию, незримо парящую в завихрениях прозрачного воздуха. Не выдумываю, я её видел. Музыка выглядела, как луг с сочной травой, пасущимися жирными руноносами и рыжим пастухом с флейтой.
Левиафан выждал момент и сжался. Ещё мгновение, и он бросится. Я обернулся на дядю и обезьян, неужели они не понимают? Чича оторвал взгляд от трепыхающейся феи и подмигнул.
Чудовище прыгнуло. Оттолкнулось от корабля, вспыхнувшего золотой аурой магической защиты, и на гребне волны, обдав нас холодными брызгами, выскочило из воды. Взлетело над палубой, вытянуло шеи и разверзло пасти, клацая на лету зубами и нетерпеливо махая хвостом.
Крылышки больше не трепетали. Облако серебряной пыли упало вниз, окутав оскаленные рты. Чудовище, натолкнувшись на невидимое препятствие, повисло в пустоте над океаном. Для одного во всех тридцати мирах левиафана время остановилось. Он не мог даже пошевелиться.
Фея взмахнула крыльями и взлетела. Подтянула крюк к ближайшей распахнутой пасти и зацепила за верхнюю челюсть чудовища. Порхнула в сторону и дунула на серебряную пыльцу. Облако рассеялось, левиафан вздрогнул, удивленно вытаращив глаза. Его тушу потянуло к воде, и он обвис на канате. Крюк воткнулся в нёбо. Раздался хруст. Шея натянулась, и левиафан заревел. Сначала угрожающе, а потом жалобно.
Обезьяны резво закрутили лебедку, подтягивая чудище к рее.
– Тебе предоставляется огромная честь!
Оливье протянул длинный гарпун.
– Давай, пройди боевое крещение. Пронзи сердце зверя!
В ответ, точно поняв слова капитана, левиафан отчаянно завыл. Он размахивал короткими перепончатыми лапами, пытаясь дотянуться до крюка, но не мог.
Я взял гарпун и даже сделал шаг. Чудовище пискнуло и засеменило задними конечностями. Когти едва касались палубы, соскакивая с досок.
– Не вздумай, – прошептал Евлампий.
Я смотрел на огромное белое пузо, покрытое чешуйками, и не мог собраться с силами.
– Коли! – скандировали летучие обезьяны.
Легко сказать, да трудно сделать. Чем дольше я раздумывал, тем яснее понимал. Не смогу!
Рядом со мной опустилась фея.
– Не каждый достоин высокой чести! – заметила она, проходя мимо. – Трам-рам!
Я вздохнул и повернулся к левиафану спиной. Отдал дяде гарпун и побежал вниз по лестнице. За спиной раздался разочарованный вздох Оливье. Потом – отчаянный вопль левиафана и ликующие крики обезьян. Спустившись в трюм, я залез в гамак и натянул на голову одеяло. Мутило, но укутавшись, я всё равно уснул.
Второе испытание я не прошёл. Не скажу, что меня задело, но видеть косые взгляды обезьян, конечно, неприятно. Даже зная, что виноват боцман. Он же обманул меня насчет ухи и рыбалки. Вдвойне противнее чувствовать жалость голема.
Проснувшись, я сообразил, что охота на левиафана подстроена Оливье заранее. О ней знали фея, боцман и обезьяны-матросы. Все, кроме меня. Конечно, зачем предупреждать какого-то оборотня. Ни к чему. Гораздо интереснее поиздеваться. А мне плевать! Хотите? Потешайтесь. Чхал я на дядины подколки, презрение феи и нравоучения голема. Я вынесу любой позор. Переживал ведь раньше.
Про охоту на левиафана мог бы догадаться. Слыхал же, что чудовище не в силах противиться простым приворотам. Только с моей рассеянностью можно было не заметить берцовую кость минотавра, привязанную к грот-мачте и раскрашенную бирюзовыми рунами призыва. Поэтому моя вина тоже есть. Дядя точно так и думал, поэтому мой отказ пришпилить левиафана не остался без наказания. Теперь я главный посудомойщик! Не знаю, как кухонная утварь мылась раньше. Подозреваю, в волшебном тазике.
– Это тоже великая честь! – усмехаясь, сказал дядя и оставил меня чистить котел.
Тот самый, из-под лукового супа.
– Сыпь больше песка, им точно ототрешь, – подсказывал голем. – Движения круговые. Амплитуда меньше, не надо так размахивать.
Я игнорировал указания. Меня перестала беспокоить судьба феи. Пусть дядя делает с ней, что угодно. Плевать! Меня не волнует, как ко мне относится команда. Меня беспокоит одно. Как попасть за дверь с черепом. Забрать символ свободы и навсегда покинуть проклятый корабль!
– Сильнее три, – бухтел Евлампий.
– Ты бы лучше придумал, как в покои Оливье пробраться, – предложил я.
– Зачем? – парировал голем. – Что мы будем искать?
– Артефакт.
– Какой?
Я промолчал, начав скрести бок котла.
– Видишь! – укоризненно проговорил голем. – Как тебе помочь, если ты мне не веришь?
– Как на тебя положиться, если ты на другой стороне! – устало ответил я.
– На какой стороне? – не понял Евлампий. – Я за закон, добро и справедливость.
– Правильно что я всю жизнь должен вот это носить! – закричал я, схватившись за цепочку. – Или что меня судят вместо Оливье? Или…
Я задохнулся от возмущения.
– Закон есть закон! – невозмутимо отозвался голем.
– Поэтому, каменюка бесчувственная, я тебе и не доверяю, – обиделся я.
Котёл уже сиял, но я всё равно его драил.
– Дырку протрешь, – буркнул Евлампий.
Я не ответил. Кругом враги, даже у меня на шее. Скоро в тридцать миров вторгнутся поглотители, но всем на это плевать. Кажется, император отказался снять ошейники, потому что маги боятся нас больше поглотителей.
– Надо его отвлечь, – прошептал голем.
– Что? – не понял я, поглощенный собственными мыслями.
– Чтобы попасть в покои, Оливье нужно отвлечь.
– Да? Гениально! Я думал попросить, чтобы он нас
