Валентина Ососкова - Самый маленький офицер
«А ещё Великому князю и командиру, Краюхам, Одихмантьеву и… Хотя нет, спасать весь мир я не намерен. Это глупо».
– Почему же вы уверены, сдарий Иосиф, что именно вы сможете спасти Тиля? – не сдавался Ивельский, и Сиф решил, что старик обязательно что-то знает. – А не ваш знаменитый в двух странах половник?
– Потому что он занят охраной Великого князя! – встряла Алёна, негодуя на Ивельского. В прошлую встречу он не показался ей таким уж упрямым.
Сиф вновь разжал кулаки – когда они сжиматься-то успевают? – и твёрдо сказал:
– Сдарий Ивельский, я имею права задавать вам вопросы. Я офицер Лейб-гвардии.
Ивельский лишь пренебрежительно усмехнулся:
– Вы ещё слишком молоды.
– Когда мне было девять, это никого не волновало, – брови Сифа сползлись к переносице. Лицо стало жёстким. – И начинал служить – в разведке. А сейчас служу в Лейб-гвардии.
– Сиф! – тихо и умоляюще проговорила Алёна, чувствуя, что друга заносит.
Подросток усилием воли заставил себя замолчать и кивнул девушке. Потом глубоко вдохнул, набрался сил и глухо проговорил:
– Сдарий Ивельский, кто такой Хамелеон?
Старик молчал долго, и Алёна собралась было уже возмутиться, но Ивельский всё же ответил:
– Это человек, который свёл меня и Анатоля. Который показал мне слегка неадекватного, но талантливого… и бывающего порой просто очаровательным маленького художника. Что ещё вас интересует, сдарий офицер? – обращение прозвучало с оттенком насмешки, но юный фельдфебель заставил себя не обращать на это внимания.
– Как зовут Хамелеона? – задал он новый вопрос. Самый важный.
– Ты думаешь, я это скажу?
– Думаю… да. Разве ради Тиля вы не скажете? Ради «маленького очаровательного художника», которого этот Леон теперь убьёт?
Ивельский молчал ещё дольше, что-то взвешивая и о чём-то размышляя. Сиф не торопил, хотя чуть ни дрожал от возбуждения. Только бы ответил. Только бы любовь к Тилю перевесила неизвестно какие отношения с Хамелеоном…
– Скажи-ка мне, сдарий Иосиф, – вздохнул наконец старик, и Сиф чуть не подпрыгнул, услышав его голос, – много ли денег, с твоей точки зрения, государство платит, обеспечивая жизнь человеку… психически неуравновешенному, каким признан Анатоль?
– Всего лишь деньги?! – Сиф заморгал, отказываясь верить своим ушам.
– А большую ли государство выплачивает пенсию отставному офицеру? – продолжал тем временем Ивельский. – Ответ тот же: да почти никакую!
– И что, Хамелеон вам… Ради денег вы… рискуете жизнью Тиля? – охнул Сиф. Уважение к Ивельскому стремительно растворилось в полумраке комнаты, оставляя привкус горечи, обиды и непонимания.
– Ради Анатоля я сообщил вашему полковнику, где вас искать, что спасло и вам жизнь тоже, если не ошибаюсь.
Сиф коснулся груди и тут же отдёрнул руку, скривившись. Да, что-то не везёт ему – или наоборот везёт?..
– А ради тех денег вы теперь не хотите дать информацию, позарез нужную всем? – всё же возмутился он, отказываясь понимать, что бывают такие люди.
– Нужную России, сдарий офицер, – спокойно поправил Ивельский. – Быть может, Выринея действительно хочет мира.
Юный фельдфебель почувствовал, как волна гнева и искреннего возмущения подхватывает его, и больше всего на свете захотелось расслабиться и позволить ей командовать действиями. Наорать на Ивельского, полезть с кулаками!
Но страстное желание придушить старика отрезвило мальчика. Какое дело Ивельскому до его чувств?..
– Я понял, сдарий Ивельский, – осипшим голосом сказал Сиф, будто кто-то другой говорил за него. Злость звучала неприкрыто, но была ледяной и спокойной. Сиф слышал свой голос – и его самого пробрал озноб от узнавания.
Кондрат…
– В таком случае, сдарий Ивельский, – говорил Кондрат его губами, – спокойной ночи. И… забудьте про Тиля. Я лучше вас в данной ситуации сумею о нём позаботиться. И уберечь его от Леона, который и свёл его тогда с ума. Вы ведь догадываетесь об этом, сдарий Ивельский? Вот только думать не хотите. Не-думая и с деньгами – жить проще, чем и вправду что-то сделать просто ради самого «подкидыша».
Старик собрался было что-то возразить, но взглянул в глаза Сифу, сморгнул… и передумал, поднялся и вышел.
– Вот… навкин сын, – не сдержался и прошипел вслед Сиф.
– Глупость не удалась? – печально спросила Алёна.
– Похоже на то, – подросток рухнул на диван, как раз на то место, где сидел до этого Ивельский, коротко охнул, но сдержался.
– Жа-аль, – вздохнула Алёна. – А я-то уж надеялась…
Сиф вместо ответа задрал голову к потолку и поинтересовался у люстры:
– А как меня Леон вычислил? У меня, вроде, на роже не написано, что я – это я…
Алёна с сомнением покосилась на друга и осторожно заметила:
– Знаешь, а мне кажется, что написано…
Сиф мрачно вздохнул, снова потянувшись за льдом:
– А я говорю, не написано было! Я же знаю, какой я хиппи бываю!
– А сейчас точно написано! – возмутилась девушка, которая терпеть не могла отступаться в споре. – Может и тогда было, а ты не заметил.
– Ага, чернила смыть забыла перед выходом из дома.
На этом спор закончился, и оба мрачно уставились в окно.
Где-то за стеной, они знали, Заболотин расспрашивал сейчас Тиля. Сиф поглядел в ту сторону, встал и сделал вид, что собирается постучать прямо в стену.
– Может пойти и прервать их, а? – спросил он у Алёны.
– Тебя же полковник прямым приказом выдворил за дверь, – напомнила девушка.
– А тебя не выдворял… Ну, Алёнушка! – Сиф скорчил жалобную рожицу и пошире распахнул невинные серые глаза. Каждый школьник обязан уметь делать такое лицо святой невинности. – Ну… ну, хочешь, я на колени встану? Польку спляшу? Ну… хочешь, – лицо мальчика пошло пятнами краски, – поцелую?
– Знаешь, что?! – возмутилась Алёна.
– Что? – мгновенно посерьёзнев, осторожно спросил Сиф, вполне обоснованно опасаясь горячего цыганского характера девушки.
– Вот сам и иди, – Алёна скрестила руки на груди и уселась на диван. – Ишь, начал строить щенячьи глазки.
Сиф глубоко обиделся, вскочил и ушёл к окну. Там он демонстративно повернулся спиной к Алёне:
– Ну почему? Как тут догадаешься? – бормотал он себе под нос, облекая мысли в словесную форму. – Мои фотографии он, что ли, разглядывал?.. Нет, я бы понял, если б он догадался о нашем прошлом. В конце концов, какие ещё друзья могут у Тиля объявиться… Но то, что я – Иосиф Бородин… – он вопросительно взглянул на свой силуэт, отражённый в стекле окна. Силуэт, зараза, промолчал. Впрочем, у него даже рта не было.
Алёна сидела на диване и молча дулась на Сифа, вполуха прислушиваясь к его бормотанию. Нахал! Что он вообще думает… Ляпнуть такое!.. Девушка с досадой побарабанила пальцами по диванной подушке и задумалась о причинах и поводах.
