Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса

– И еще: я предупреждаю вас, что там явно будут недовольны вашим решением следовать с отрядом. Информация получена, и мы могли бы…

– …послать вместо меня какого-нибудь молокососа, – завершил за него Альтобелли, – но я этого не хочу. Давайте договоримся так: вы получите приказ Лондона, но мне его передать не успеете. Ни при каких условиях.

– Черт с вами, – сдался капитан

– Самое забавное, что он, видимо, действительно со мной, – улыбнулся подполковник.

41

И научил он Адама всем именам.

Звезды висели в черном небе, как прибитые. Они не дрожали, не жались ближе к огню. И ночь тоже стояла неподвижно где-то за кругом света. Возле костра сидел человек. Иногда он подкидывал в огонь ветку-другую, поглядывая вверх, куда вместе с дымом улетали красные искорки. В ночи слышалось монотонное пение. Человек что-то мычал себе под нос, покачиваясь из стороны в сторону.

В круг света, из черноты, словно открыв неведомую дверь, вошел другой человек. Сел напротив. Сверкнул огнем зеленый камень на руке. Отозвался ему красный рубин. Тихо, молча.

Так они сидели довольно долго.

Первым нарушил молчание Саммад.

– Как ты считаешь, почему он нас оставил?

– Не мог иначе, – ответил Ибрахим, но потом осекся. – Кого ты имеешь в виду?

– Его… – Саммад вздохнул и посмотрел куда-то вверх.

– А… Я думал, может быть, Мухаммада…

– Нет, – улыбнулся Саммад. – Ты лучше меня знаешь, что Мухаммад никуда и не уходил.

– Да, но от этого легче не становится, – протянул Ибрахим.

Саммад покивал, подбросил еще одну ветку.

– И все-таки… Мы всегда обходим этот вопрос, мы всегда заводим разговоры о чем-то другом Я хочу знать. Почему он оставил нас?!

– К сожалению, ты не можешь спросить об этом у него самого… – сказал Ибрахим. – А без этого любые разговоры становятся вещью довольно бесполезной. Он просто ушел… Его место не было занято, оно просто опустело. В этом я вижу корень всех этих бед…

– О чем ты?

– Да все это… – Ибрахим небрежно махнул рукой куда-то за спину. – Люди… Они никак не могут успокоиться. Они позабыли все имена, они позабыли все…

– Но что-то они все-таки помнят.

– Помнят. И именно это толкает их вверх.

– Вверх?

– Да, они понимают какой-то частью своего сознания, что трон пуст. И занять его может каждый.

– Ну, не каждый…

– Если его не можем занять мы с тобой, то это не значит, что они не могут его занять, – рассмеялся Ибрахим. – Ты ведь сам помнишь… И вот, сказал Он Ангелам: «Поклонитесь Адаму!» И поклонились они… – Ибрахим замолчал.

– … кроме Иблиса, – закончил за него Саммад. – Странно, в них, однодневках, гораздо больше Его сущности, чем в нас.

– Потому все это и происходит. Людей манит Его трон. Пустой… Почему он ушел?

– Мудрость его велика. Он всегда знает, чего хочет…

– Это догма, а догма не всегда правда.

– Правда? Правда в том, что мы одиноки… Мы не знаем, что делать. Мы последнее, что осталось на Земле от Него. И мне от этого не радостно.

– Для этого мы существуем. Мы должны быть довольны. – Ибрахим откинулся назад, опершись руками о холодный песок.

– Чем же?

– Тем, что мы знаем, для чего созданы Наш смысл, он нам известен… Все они, все эти люди… – Ибрахим делал паузы между словами, словно с трудом подбирая их. – Все они мучаются, не зная, куда себя деть, что сделать… Они не знают своего предназначения, и в жизни их нет смысла. От этого они несчастливы.

– А в чем для них смысл? В пустом троне?

– Может быть, и так… Хотя это не смысл, а цель. Не знаю… Жаль, что с нами сегодня нет Мухаммада. Он любил такие разговоры.

– Когда-нибудь мы еще поговорим с ним на эту тему. Я уверен.

Больше они не произнесли ни слова.

Звезды так и остались прибитыми к небосводу, ночь по-прежнему стояла за кругом света, а над песками неслись еле слышные звуки. Обрывки какой-то мелодии, песни, молитвы… Кто разберет?

42

Нет ли пути к возвращению?

Человечек был страшненький. Не особенно выдающейся внешности, невысокого росточка… Залысины создавали иллюзию большого лба, да и вся форма черепа была, какая-то неправильная, что ли?.. Виски как будто выпуклые или слишком «раздутая» затылочная часть?

Зиверс никак не мог определить, почему внешний вид этого человека так отталкивает. Светлые, голубые, до прозрачности, глаза подобострастно взирают из-за толстых очков. Руки уложены на колени. Примерный человечек.

Однако когда он заходил в кабинет, всегда хотелось открыть окно. Казалось, что сквозь густой запах одеколона, неплохого, кстати, одеколона, пробивается другой, более страшный дух.

Человечек улыбнулся тонкими губами и вдруг начал нервно потирать руки. Зиверса едва не вывернуло, и он поспешил углубиться в отчет. Однако в уши ему лез противный звук, это шуршала сухая кожа рук страшненького человечка…

«Я что-то слишком расслабился, – подумал Зиверс, откидываясь в кресле и разглядывая потолок. – Я слишком многое себе позволяю. Слабость – это слишком большая роскошь. В наше время это вообще непозволительная роскошь, она очень дорого стоит».

– Итак… Я доволен отчетом. Как, впрочем, и всей проведенной вами работой. Судя по всему, ваша просьба не останется без внимания и я замолвлю слово перед Гиммлером.

– Благодарю вас, господин оберштурмбаннфюрер, благодарю вас. Этот проект имеет очень большое значение для нашего общества и для науки в целом. Я всецело надеюсь…

– Да, конечно, – несколько грубовато подтвердил Зиверс. – Да, конечно. Ваша… лаборатория будет получать все необходимые материалы.

Человечек подметил небольшую заминку, произошедшую со словом «лаборатория» и интерпретировал ее по-своему.

– Позволю себе заметить, господин оберштурмбаннфюрер, что этот проект важен для науки. Тут нет чего-то предосудительного, просто научный интерес в данном случае превыше всего. Особенно когда это касается неполноценных народов.

– Я в этом и не сомневался, – поспешил заверить человечка Зиверс. – Так и передайте доктору Хирту. И еще раз большое спасибо за ту работу, которую вы выполнили. Я думаю, не имеет смысла напоминать о той конфиденциальности, которая придана этому делу?

Человечек вскочил, вытянулся во весь свой коротенький росток и рьяно вскинул руку вверх:

– Так точно, господин оберштурмбаннфюрер! Хайль Гитлер!

– Хайль!

Слегка косолапя, человечек вышел из кабинета.

Зиверс открыл окно. В воздухе еще висел запах одеколона, смешанного с чем-то еще. Наверное, с болью.

Ветер, влетев в окно, зашевелил листки бумаги на столе.