Алексей Федосов - Лекарь
— Да только это жилье временное и я с удовольствием променял бы его на какую ни будь хижину, даже можно без крыши….
— И стенами настолько далекими что до них идти надо месяцы или даже годы.
— Что делать будем? Смотри нас продадут за долги….
— Ой, не смеши мои сандалии, нам красная цена медный дирхем за двоих, поднакопим деньжат и выкупимся, я воин, ты лекарь, — И рассмеявшись продолжил, — Я калечу, а ты добиваешь, так что друг Мухаммад, у нас всегда есть шанс вырваться на волю.
— Если только ищейки эмира не пронюхают, что два жирных каплуна сидят и ждут когда им головы скрутят.
— Может хватить бурчать, ворчишь как старый дед, мы здесь всего ничего, даже на дневной намаз не кричали, а ты уже весь из себя вышел.
Я подошел к нему ближе, посмотрел вверх на небо забранное решеткой, никого не видно,
— Я хочу открыть тебе тайну. Тайну всей моей жизни. — И закричал прямо ему в лицо, — Я боюсь темниц, ты это можешь понять, — Меня начала колотить крупная дрожь.
Ибрагим отстранился чуток назад, поковырял в ухе, осмотрел палец и не найдя на нем ничего ценного вытер о подол, — Чего орешь? Сказать не мог?
Но от того что я сорвался и накричал, мне вдруг стало спокойно, уже нормальным голосом закончил. — Не мог, плохо себя чувствовал.
— Зато сейчас получшело?
— Ага!
— Ну слава богу. Если чего обращайся, я, конечно, не буду лечить твоих больных, перебивать твой хлеб, но уж одного своего друга готов лечить бесплатно.
— Продолжай, ты льешь бальзам на мою израненную душу….
— Может тебе ещё и станцевать, правда здесь места маловато, — Он обвел рукой яму, в три шага длинной и два шириной. — Ты мне лучше скажи у тебя спина крепкая?
— Да вроде ещё не жаловался.
— Вот и хорошо. Ту умеешь замки открывать?
— Нет.
— Вот поэтому и спрашиваю еще раз, у тебя спина крепкая?
Я посмотрел вверх, потом на него, окинул взглядом крепкую фигуру, вздохнул и обреченно кивнул.
Он милостиво так улыбнулся, — Вот и хорошо, ждем до ночи и уходим отсюда.
Ну да если встать мне на спину то можно дотянуться до решетки и даже просунуть сквозь неё руки, надеюсь, он успеет сделать всё очень быстро.
Выбрав местечко почище, сел и прислонился к глиняной стене спиной, от неё исходила приятная прохлада, я и не заметил, как уснул.
Разбудил меня дружеский пинок под ребра, открыв глаза, сначала не мог понять, где я
— Ибрагим ты чего? — Спросил хриплым спросонья голосом.
— Не храпи.
— И не думал.
— А что, по-твоему, я сейчас слушал?
— Ну не знаю, я спал. Эх, — Сладко потянулся, — Мне такие гурии снились! Стройная, брови в разлет, лицо как луна…. — Меня прервал смешок с противоположной стороны, — Ты чего смеешься?
— Лицо как луна! Только представь как её растащило бедолагу, это сколько пчел её жалили если она так распухла, — Ибрагим весело рассмеялся.
— Чего ржешь, как жеребец?
— Никогда не знал что тебе нравятся такие уроды.
— Тьфу на тебя. А что ваши женщины лучше?
Он прекратил скалиться, — Мухаммад, давай не будем.
— Что не будем?
— Извини меня, что я посмеялся над твоими словами, но давай не будем продолжать этот разговор.
— Договорились, — Ворчливо ответил я.
В очередной раз посмотрел вверх, на косую полоску солнца, видную на краю решетки, до заката ещё далеко. Делать было совсем нечего, — Ибрагим!
— М — м — отозвался он.
— Расскажи чего ни будь.
— Чего?
— Ну историю какую.
— Какую?
— Такую! Ты чего издеваешься?
— И не думаю, — Он отвечал неохотно, сидя с закрытыми глазами.
— Расскажешь?
— НЕ, а! Это ты у нас болтун собеседник, вот и говори, а я послушаю, — Он сложил руки на груди, устроился поуютней и прикрыв глаза склонил бритую голову на грудь, буквально через пару мгновений до меня донеслось ровное посапывание спящего человека.
— Ну, вот хорош друг, надавал пинков, поднял, разбудил, а сам спать завалился, — Вполголоса проворчал, чтоб не разбудить Ибрагима.
Посидел немного, посмотрел по сторонам, но это занятие быстро наскучило, слева глина справа глина, снизу, опять глина, только сверху нет её, там синее, безоблачное небо, забранное решеткой. Откинулся на стенку, прикрыл глаза и предался воспоминаниям.
Ослепительно белое солнце, на синем небе, нет ни одного облака, чтоб закрыть многострадальную землю от палящего зноя. Дно высохшего водоема потрескалось, при каждом шаге под ногами хрустят глиняные чешуйки, истираются и превращаются в тонкую пыль, которая взмывает вверх и оседает на одежду, прилипает к потным телам, раскрашивая лица в однообразный серый цвет.
Усталые люди бредут, не поднимая головы. Они бы рады остановиться и отдохнуть от проклятой жары, не могут, не по своей воле они оказались здесь. Они никто, они рабы. Люди собранные со всего края и проданные за долги. Ещё вчера, у них было, если не всё, но был выбор, сейчас и этого нет. Караван идет седьмой день, до славного города (лакуна) осталось пройти совсем немного, но для обессиленных людей и этого много. Некоторые, молча, падают ничком, и даже кнут надсмотрщика не может вернуть их к жизни. Несколько изможденных женщин просто сели на песок, отказываясь идти дальше. Тела вздрагивали под ударами палок, но у несчастных не было сил даже поднять руку, и заслонится от побоев. Одной из них дубинка попала по голове и несчастная, даже не вскрикнув, молча завалилась на бок, окрашивая серый песок, алой кровью.
— Мустафа! Сын иблиса. Ты что делаешь, собачий сын? Ты что меня разорить хочешь?
Если она сдохнет, я её цену с тебя возьму.
— Хозяин, ты что? Я её даже пальцем не тронул, сама свалилась.
— Где сама? А кровь откуда?
— Да не бил, я. Говорю тебе сама, упала. — Мустафа присел рядом с рабыней на корточки, перевернул на спину и всмотрелся в лицо.
— Ну что с ней?
Надсмотрщик похлопал свою жертву по щекам, голова мотнулась пару раз в разные стороны и замерла. — Кажется, того, померла.
— Мустафа, с тебя пять серебряных динариев….
— За что?
— За то самое, я, что должен по твоей вине нести убытки? Ты испортил моё имущество, заплати мне или можешь, поменяется с ней местами.
Кипя возмущением, отбросив тело несчастной, Мустафа, вскочил на ноги и бросился к купцу. Но дорогу ему заступили два охранника, выставив копья.
— Аллах, покарает тебя за жадность. — Брызгая слюной, заорал надсмотрщик, — как мне заставить этих тварей шевелиться? Ты подумал об этом? Лучше корми их, да воды не жалей. Тьфу! — Он сплюнул на песок, ударом палки отбил в сторону наконечник копья направленный ему в грудь. — Жирный шакал.
За его спиной послышался едва слышный стон. С резвостью, достойной гепарда, он развернулся и бросился к своей жертве, схватил за ворот рубашки и приподнял, показывая её купцу, — Она жива! Я тебе ничего не должен. Лучше пришли сюда, этого тощего лекаришку, пусть лечит.
После этого и отпустил женщину, которая упала обратно, поднявшись и отряхнув колени, Мустафа пошел дальше.
Купец, задумчиво посмотрел ему вслед, опустил верблюда, слез с него. Кряхтя прошелся пару шагов, свисающим с плеча куском чалмы вытер потное лицо, посмотрел на небо и вздохнув огляделся по сторонам. — Эй, вы. Надо пройти вон за тот бархан, там мы остановимся. И будет отдых.
Люди сидели и лежали не в силах шевелиться, немногие, у кого оставались силы, начали вставать на ноги и помогать другим. И скоро живой ручей потек дальше. Очень скоро на месте остались только рабыня, лежавшая без сознания, купец и два его охранника.
Проходя мимо них, он указал на женщину, — Убейте. — После этого сел на верблюда и уехал.
Высокий, с черной густой бородой, в которой сверкали седые нити, воткнул копье в песок, перекинул щит на спину, шагнул вперед, вытаскивая нож. Невольница открыла глаза и не понимающим взглядом посмотрела вокруг, охранник склонился над ней, перевернул на бок, запрокинул голову назад и приложил нож к горлу.
— Подожди! — Остановил его второй, — У меня давно не было женщины, оставь её мне.
Первый выпрямился, посмотрел на напарника, — Алишер, ты посмотри на неё. Её сначала полдня отмачивать надо….
— А…. — Махнул рукой охранник, — Я потом приду, Салих, ты иди или тоже будешь?
— Нет. — С этими словами забрав копье, ушел. На прощанье бросил. — Я потом приду, проверю. Не задерживайся.
«Вот дал, Аллах, дядю» Алишер смотрел ему вслед, пока тот не отошел настолько далеко, чтоб расслышать слова, — Замучил ты меня своим приглядом, что ж тебе неймется старый пень, — сюда не ходи, — туда не суй, — здесь не стой. Чтоб тебя шайтан за ухо укусил.
