Владимир Щербаков - Искатель. 1986. Выпуск №4
— Секретарша, та, что в кресле, — ответил Рэндалл. — Она здесь работает и обычно приходит к одиннадцати.
— Хотел бы я так работать, как она! — пробурчал Рурке.
«Только ты не так красив, как мисс Шульц!» — подумал я про себя. Но предпочел не произносить это вслух. Было не время шутить.
— Хорошо, Джил, — решил Рурке, усаживаясь в кожаное кресло за столом, и достал свою противную черную сигарету. — Выкладывай дальше.
— Я отправился за мисс Лефай, — начал Рэндалл, — но не застал ее. Смылась. Объявил всеобщий розыск в этой связи. Мирону Сирил Хартли был сорок один год. Он руководил этим агентством со дня его основания, то есть два года. Не женат, имел, судя по всему, кучу денег. Активист республиканской партии. В конце пляжа у него собственный дом, владел совсем новой автомашиной. Секретарши у него долго не держались, не знаю почему. Шульц здесь работает полгода, Лефай почти пять месяцев.
— Хорошо. А чем торгуют в этой лавочке? Круизы в Гонолулу и всякое такое прочее?
— Да, вроде этого. Коллективные экскурсии. Но, на мой взгляд, главным бизнесом была организация всякого рода конгрессов. Я тут просмотрел кое-какие досье. Хартли обладал монополией на организацию всевозможных конгрессов в городе. Насколько я могу судить, если кто намеревался провести конференцию, устроить банкет, организовать съезд, то следовало обратиться к Хартли, он все устраивал.
— Хм! Для нас это не представляет никакого интереса! Но вот девицы — другое дело! Совсем другое дело! Наличествует набитый деньгами холостяк, который в состоянии содержать сногсшибательных секретарш. И вот однажды его находят с кухонным ножом промеж лопаток, а одна из секретарш вдруг исчезает. Не надо обладать семью пядями во лбу, чтобы понять, что к чему. Не так ли?
Он выпустил из ноздрей струю смердящего дыма и посмотрел на меня.
— Что ты молчишь, Престон? Признайся, иного вывода сделать невозможно?
— Раз ты так себе это представляешь, лейтенант, значит, так оно я есть! Только ты, видимо, упустил из вида одну мелочь, которая может оказаться весьма важной,
Рурке с сожалением посмотрел на меня.
— Послушай хорошенько, Рэндалл! Не часто представляется случай внимать такому доке, как Престон. Так что за мелочь?
Рурке меня поддразнивал. На самом же деле он знал, что я намерен сказать, и Рэндалл знал тоже.
— Все дело в том, что твоя версия могла бы выглядеть более убедительно, если бы кто-то не забыл такой же кухонный нож в спине несчастного Хадсона.
— Да, это несколько усложняет дело, — согласился Рурке. — И по-моему, у тебя на этот счет есть свои соображения, а, Престон? Ты, конечно, страстно желаешь ими с нами поделиться, не правда ли? Кстати, о какой миссис Уайтон шла речь?
— Отвечая на твой первый вопрос, могу сказать: да, есть кое-какие соображения. Несколько позднее мы с тобой это обсудим.
Рэндалл с невозмутимым видом шагнул к двери и загородил выход.
— Помогите глупым полицейским, попавшим в сложное положение! — сказал он. — Поделитесь с нами своими бесценными теориями!
— Это не теории, Джил! Это даже нельзя назвать просто догадкой. Это зародыш догадки. Скажу, что намерен предпринять. Я переговорю со своей клиенткой и объясню ей, что она ставит меня в затруднительное положение, заставляя отказываться от сотрудничества с людьми, которых я знаю и уважаю не первый год. Затем попрошу разрешения сообщить вам то немногое, что мне известно. Возможно, большой пользы это не принесет, но постараюсь сделать все, что в моих силах.
Эту белиберду я изложил на полном серьезе. С видом человека, который старается защитить свою клиентку от враждебно настроенных чиновников и который готов пожертвовать старой дружбой во имя своего профессионального долга. Моя тирада произвела должный эффект.
— Сожалею, Престон, но речь идет не о ставках на скачках! Мне известно, что вы готовы помочь полиции, если окажетесь в состоянии это сделать. Так что уладьте этот вопрос со своей клиенткой.
— Брось терять время, Рэндалл! — прорычал Рурке. — Он тебя заставит проглотить любую чепуху! Зря притворяется, будто у него рот на замке! Если только, конечно, этот замок не золотой… А теперь выслушай меня внимательно, Престон! Согласится миссис Уайтон или нет, мне все равно! Даю тебе сроку шесть часов, и включайся в нашу работу! Я хочу знать все, что тебе известно. Цени мою доброту, дарю тебе целых полдня, чтобы разобраться! Если нет, посажу за решетку.
Пришлось уйти, пока он не передумал и не арестовал меня тут же на месте. В приемной лысый доктор продолжал приводить в чувство единственную и последнюю представительницу туристического агентства. Спустившись вниз на лифте, я миновал холл, запруженный журналистами и фотографами, и заперся в телефонной будке.
— Полиция! — ответил мужской голос на другом конце провода.
— Пожалуйста, уголовную! — сказал я нарочито грубым голосом.
Меня переключили на требуемый номер.
— Уголовная полиция! Инспектор Мондерс слушает!
— Попросите, пожалуйста, лейтенанта Рурке к телефону!
— Лейтенант на задании. Кто говорит?
— Друг. Скажите лейтенанту, что, если он намерен узнать побольше о том типе, что забывает повсюду кухонные ножи, пусть обратится к Бицепсу Смайноффу.
— Смайнофф? Не понимаю. О чем идет речь? — спросил Мондерс.
— Об убийстве. И запомни имя — Бицепс Смайнофф.
И повесил трубку. Я полагал, что Смайнофф не убивал ни Хадсона, ни Хартли, но он наверняка работал на того типа, который немало знал обо всем этом. Полиции было известно о деятельности Смайноффа. Учитывая его уголовное досье, полицейские не станут долго размышлять, схватят его и подвергнут обработке. Возможно, что-нибудь и узнают; во всяком случае, работодатели Смайноффа решат, что полиция взялась за дело основательно и наступает им на пятки. Это может привести к интересным результатам.
…Газета «Мир» в Монктон-Сити помещается в здании из тесаного камня, расположенном в самом центре города. В местной прессе эта газета занимает особое место. Она не принадлежит к какой-либо партийной группировке и не содержится на средства местных финансовых воротил. Газета была основана после первой мировой войны и поначалу была почти незаметной; популярность она приобрела сенсационным разоблачением финансовых скандалов в тридцатые годы. Главным редактором ее вот уже восемнадцать лет был Чад Штейнер. Он представлял собой журналиста старой школы, про которых говорят, что у них в жилах течет столько же чернил, сколько и крови. Видя, что я вхожу в его кабинет, он поприветствовал меня кивком головы:
