Игорь Бестужев-Лада - Отвага
Антон подошел к рабочим, поздоровался громко, но люди продолжали все так же молча работать, не обращая на него внимания. Антон постоял немного, потом направился к «пушке», около которой возился кто-то, замотанный по самые глаза полотенцем. Подойдя вплотную, он узнал Петьку Романенко, который сразу же после десятилетки, можно сказать, сбежав из дому, по собственной инициативе приехал на стройку и теперь ходил в учениках у монтажников.
Увидев Старостина, Петька виновато развел руками и приглушенно сказал из-под полотенца:
— Вот, никак. Не тянет, зараза, и все тут. А ребята никто не умеют.
— Сварщик где? — спросил Старостин.
— Да он еще засветло работу бросил, — сказал кто-то за спиной.
Антон обернулся, узнал деда Афоню, пожилого уже плотника, который лет двадцать колесил вместе с Мартыновым со стройки на стройку.
— Оно бы и бес с ним, — продолжал дед Афоня, — если бы это плотник был, а то ведь сварщик. А Петька что… — кивнул он на паренька, — изо всех сил старается пацан, да уменья-то еще маловато. Поначалу еще кое-как варил трубы, а теперь вообще вся эта хреновина заглохла. Морозина-то вон какой, вот она и не тянет.
— Ясно. — Антон повернулся к виновато стоявшему Петьке, сказал: — Ну-ка, показывай, чего у тебя тут не ладится.
— Да вот, понимаешь, Антон… — Петька присел на корточки перед сварочным аппаратом. — Все вроде бы нормально, а он, зараза, не тянет.
— Дай-ка держак. — Антон ткнул электродом в кусок трубы, раздался легкий треск, шипение, легкий сполох резанул по глазам, но даже непрофессионалу было ясно, что этого мало для варки труб.
— Вот-вот, и у меня так же, — словно оправдываясь, сказал Петька.
— Прибавь-ка мощности.
— Так она же на максимуме…
Старостин недоверчиво покачал головой, еще раз ткнул электродом в металл. Результат был тот же. Тогда он встал, стащил с себя полушубок, укрыл им «пушку».
Оставшись в свитере и пиджаке, Антон дал прогреться сварочному аппарату, напялил на шапку щиток, схватил держак, крикнул Петьке, чтобы тот держал максимальные обороты, и, прицелившись, ткнул электродом в рваный шов. Яркий сполох электросварки тысячами искр метнулся по снегу, затрещал расплавленный металл, а дед Афоня уже стащил с себя полушубок и, беззвучно шевеля губами, пытался укрыть им Антона.
Вспарывая слепящими фарами темноту, к трубопроводу подлетел «газик» главного инженера. На ходу спрыгнув с подножки, он подбежал к Старостину и, хватая раскрытым ртом обжигающий воздух, крикнул:
— Беда, Антон! Подстанция может накрыться. Огромный расход энергии. Дизеля едва тянут.
Причина была ясна без объяснений: в общежитиях и семейных домиках включали «козлы» — самодельные электропечки, сделанные из асбестовых труб и толстых вольфрамовых спиралей. Эти «козлы» хранились на всякий случай почти в каждой семье, в каждой комнате общежития.
Едва разжимая бесчувственные, перемерзшие губы, Антон сказал:
— Я пошел по общежитиям, а вы соберите членов парткома, пускай идут по семейным домикам. Надо уговаривать людей отключить «козлы», плитки и прочее. Подстанция такой нагрузки тащить не может — все электричество пойдет на котельную, детсад, больницу, мастерские.
VIII
Растерявшись в первую минуту, Жарков с ужасом смотрел, как затягивается ледяной коркой озерцо, из которого он только что выбрался. Еще не осознавая случившегося, почувствовал, как начинает холодом сковывать хлюпающие в воде ступни ног. Стали бесчувственными пальцы рук.
Сергей бросил рукавицы на снег, с трудом расстегнул пуговицы ватника. Под мышками было тепло, и он сунул туда немеющие руки.
«Главное — руки! Руки…» — твердил он, понимая, что спасти себя сможет только огнем, а для этого нужны подвижные пальцы, которые смогли бы сложить костер, зажечь спичку.
Стараясь не думать о коченеющих ногах, Сергей, не вынимая рук из-под мышек, побежал по пологому склону берега. Снег в этом месте был глубокий, и он, утопая, выворачивая ноги в набухших и хлюпающих валенках, бежал и бежал по буреломной сопке, стараясь разогреть онемевшие пальцы рук.
Тяжело дыша, он остановился около двух поваленных ветром и каменной осыпью елочек и начал вытаптывать площадку для костра. «Идиот! — ругал он себя. — Мало того, что в воду попал, так умудрился еще и рукавицы намочить». От злости на себя хотелось кричать дурным голосом, биться головой о корявую сосенку, прилепившуюся рядом с поваленными деревцами.
Сергей пошевелил пальцами и с радостью почувствовал, что они понемногу отходят. Боясь ошибиться и раньше времени вытащить руки из-под мышек, он продолжал ожесточенно топтать снег.
Когда пальцы отошли окончательно, он начал быстро обламывать сухие веточки, выкладывая из них маленький шалашик костра. На все это ушло не более трех минут, но и этого времени хватило, чтобы опять онемели пальцы, и он с ужасом подумал, что не сможет развести огонь.
— Стой, Серега, не суетись, — сказал он себе и опять засунул руки в тепло подмышек.
О коченеющих ногах он старался не думать.
На этот раз руки отошли гораздо быстрее, и Сергей, боясь потерять хоть секунду, начал обламывать сучья потолще.
Омертвели щеки, нос и подбородок. Но это была ничего не значащая мелочь по сравнению с руками.
Наконец Сергей достал коробок спичек и, присев у шалашика, сложенного из сухих веток и сучьев, чиркнул спичкой. Догорев до основания, так, что огонек лизнул пальцы, спичка погасла, не сумев зажечь перемороженные ветки.
— Спокойно, Серега, спокойно, — уговаривал он себя, шаря по карманам в надежде отыскать какую-нибудь завалявшуюся бумажонку.
Бумаги не было, зато в нагрудном кармане нашлись два потрепанных рубля и две трешки. Не раздумывая, Сергей сунул их под сложенный из веток шалашик, чиркнул спичкой.
Деньги занялись ровным, почти бесцветным пламенем, едва видимый огонек перекинулся на тонкие веточки, потрескивая, пополз вверх.
Боясь пошевелиться, чтобы ненароком не загасить этот крохотный огонек жизни, Сергей, затаив дыхание, смотрел, как разгорается костер. Когда огонь заплясал по всему шалашику, он начал подкладывать в него большие сучья. Закоченевшие пальцы почти не слушались, приходилось каждую веточку брать двумя руками.
— Не суетись, Серега, не суетись, — беззвучно шевеля губами, твердил он себе.
От жаркого огня подтаял снег. Зачерпнув его в пригоршню, он начал растирать онемевшие пальцы, лицо. Почувствовал, как отходят обмороженные щеки, словно иголками закололо руки. Теперь можно было приниматься и за ноги. Сергей сел на поваленную елку, вытянул к костру тяжелые, насквозь промерзшие валенки. Попытался снять их и не смог — видно, прихватило изнутри. Тогда он сел на снег и, засунув валенки под ствол дерева, стал с остервенением сдирать их. Они не поддавались. Сергей вытащил перочинный нож, который постоянно брал с собой в рейс, и, кроша ледяную корку, располосовал голенища до самого низу. Рывком сорвал жесткие хрустящие портянки и, оставшись в шерстяных носках, принялся с остервенением растирать бесчувственные ступни. Спустя какое-то время он почувствовал легкое покалывание, затем, словно десятки раскаленных иголок вонзились в ноги, медленно, будто проверяя человека на выносливость, начала растекаться боль.
