Юрий Тарский - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №2
— Гритс, иди потанцуй с какой-нибудь девушкой. Лицо его медленно расплылось в улыбке.
— Я же никого тут не знаю.
— Ну и что, любая пойдет танцевать с таким симпатичным парнем. Иди пригласи кого-нибудь.
— Нет, я лучше с тобой буду.
— Ну, как хочешь.
Я повернулся к стойке и шлепнул по ней едва початой кружкой пива.
— Надоело мне сосать эту святую водицу! — взбуянился я. — Эй, бармен, налей-ка двойное виски!
— Дэн! — Гритса испугал мой тон. Значит, начало хорошее… Бармен налил мне виски и взял деньги.
— Погоди! — громко остановил я его. — Сделай еще один такой же, пока ты здесь.
Я ощутил на себе взгляды парней, сидевших вдоль стойки, поэтому решительно взял стакан, опустошил его в два глотка и вытер рот рукой. Потом оттолкнул пустой стакан и заплатил бармену за второй.
— Дэн, — Гритс потянул меня за рукав. — Может, не стоит?
— Стоит, — бросил я, косо взглянув на него. — Иди потанцуй с девушкой.
Но он не пошел. Он стоял и смотрел на меня, а я выпил второй стакан и заказал третий. Бедняга, он не на шутку испугался.
Конюхи, сидевшие у стойки, подвинулись ко мне поближе.
— Эй, приятель, так ведь и из седла вылететь недолго, — заметил один из них, высокий парень моего возраста в шикарном ярко-синем костюме.
— А тебе что? — огрызнулся я. — Я к тебе не лезу.
— Ты у Инскипа? — спросил он.
— Да-а… у Инскипа… чтоб его перекосило… — Я поднял третий стакан. Выпить я могу много — это проверено, а сегодня, готовясь к спектаклю, я плотно поужинал. Все вот-вот сочтут меня пьяным, но я должен продержаться с ясной головой еще долго. Во всяком случае, начинать надо сейчас, пока зрители мои сами крепко держатся на ногах и впоследствии смогут все точно вспомнить.
— Одиннадцать вонючих бумажек, мать честная! — взорвался я. — А ты паши на них как заводной семь дней в неделю…
Я видел — некоторых эти слова задели за живое, но синий костюм возразил:
— Так чего ж ты выбрасываешь их на виски?
— А почему нет? Жахнешь стаканчик-другой — и сразу чувствуешь себя человеком… Хозяева платят за лошадей тысячи, а выиграют они или нет — это от чего зависит? От того, как мы, конюхи, работаем их, убираем, ходим за ними — да что, вы сами, что ли, не знаете? А платят нам гроши… — Я покончил с третьим стаканом, икнул и добавил: — Справедливо это? Вот то-то и оно.
Бар постепенно заполнялся, и по тому, как мужчины приветствовали друг друга, по их внешнему виду я понял, что почти половина из них имеют отношение к миру скачек. Спрос на крепкие напитки заметно поднялся, и я не сразу поймал бармена, чтобы заказать четвертый за пятнадцать минут стакан двойного виски.
Круг, в центре которого я стоял, покачиваясь со стаканом в руке, становился все шире.
— Я хочу… — начал я. Что, черт возьми, я могу хотеть? Нужные слова не сразу пришли на ум. — Я хочу… мотоцикл. Хочу шикануть с девчонкой. Только по-настоящему. Поехать в отпуск за границу… остановиться там в первоклассном отеле, чтобы все вокруг меня бегали, стоит только палец поднять… пить любые напитки… начать откладывать деньги на собственный дом… Так что, сбудутся мои мечты?
Черта лысого. Сказать, сколько я получил сегодня утром? Семь фунтов и четыре пенса…
Вечер медленно проходил, а я все продолжал скулить и жаловаться. Зрители вокруг менялись, а я пел одну и ту же песню, пока не убедился — все, кто так или; иначе причастен к скачкам, уяснили, что у Инскипа работает конюх, жаждущий денег, желательно побольше.
Наконец, когда я сделал искусный пируэт и едва устоял на ногах, ухватившись за колонну, Гритс прокричал мне в ухо:
— Дэн, я ухожу, и тебе тоже пора! Если опоздаешь на последний автобус, пешком не дойдешь!
— Чего? — покосился я в его сторону. Рядом с ним стоял синий костюм.
— Давай помогу тебе с ним, — предложил он Гритсу.
— Гритс, дружище, раз ты говоришь — пора, значит, пора.
Мы потащились к двери, синий костюм — за нами. Я усердно спотыкался, так, что чуть не валил с ног Гритса. Сейчас, однако, это в глаза не бросалось — заносило не меня одного, и очередь конюхов на автобусной остановке покачивалась, словно океан в спокойный день. Я ухмыльнулся — в темноте моего лица никто не видел — и поднял глаза к небу. Что ж, сегодня посев прошел удачно, и если жатвы не будет и теперь, значит, все разговоры о допинге — это чистой воды сказки.
Не знаю, был ли я пьян, но на следующее утро голова у меня просто раскалывалась, где-то выше глаз вовсю стучал отбойный молоток. Ничего, искусство требует жертв.
Искрометный проиграл свой заезд на полкорпуса. Я не преминул громко заявить на трибунке для конюхов, что остаток моего недельного заработка пошел кошке под хвост.
В тесном загончике для расседлывания полковник Бекетт погладил свою лошадь по холке и сказал мне:
— Ничего, повезет в следующий раз. Я послал то, что вы просили, посылкой. — Потом отвернулся и возобновил разговор с Инскипом и его жокеем о прошедшем заезде.
В тот же вечер мы вернулись в Йоркшир, почти всю обратную дорогу мы с Гритсом проспали на скамьях в задней части фургона.
На следующий день, как и договаривались, я встретился с Октобером в балке, но новостей у меня почти не было, и разошлись мы быстро. Он, правда, сказал мне, что посланный Бекеттом материал собран молодыми энергичными курсантами из военного училища в Олдершоте, им объяснили, что это упражнение на смекалку и самостоятельность, своеобразный конкурс, и победит тот, кто подготовит наиболее полный и осмысленный доклад о жизни порученной ему лошади.
Возвращаясь в конюшню, я размышлял — как, черт возьми, солидно поставлена у полковника Бекетта штабная работа! Однако когда на следующий день я получил на почте посылку, я просто лишился дара речи. В ней было 237 машинописных страниц в картонном переплете — так выглядит рукопись книги. Этот объемистый труд был создан за неделю! Как же должны были работать эти молодые люди? А машинистки?
Уединиться для чтения было делом крайне сложным: с утра и до поздней ночи я все время находился на глазах. В конце концов выбор мой пал на туалет — там я все-таки смогу сосредоточиться и прочитать мощный фолиант. В ту же ночь я дождался, пока все заснут, прошел в конец коридора и заперся в туалете. Если кто-то начнет рваться, скажу — расстройство желудка.
Дело двигалось медленно: за четыре часа я прочитал только половину. От долгого сидения все у меня затекло, я как следует потянулся, зевнул и пошел спать. Никто не пошевелился. Следующей ночью я собрался продолжить чтение и ждал, пока все улягутся. Четверо конюхов ходили в Слоу и сейчас, сидя в холле, обсуждали прошедший вечер.
