Анатолий Днепров - Искатель. 1962. Выпуск №6
На пешеходной дорожке появился человек в синих очках.
Его вела собака. Человек туго подтягивал поводок, чтобы чувствовать малейшее движение собаки. На рукаве слепого желтела повязка с тремя черными кругами. Машины остановились.
Колчин перешел улицу. Снова задержался у подъезда, над которым висели медные таблички номеров квартир.
Кто встретит его там? Кем стал теперь мальчик с фотографии? Поймет ли он, что привело через двадцать лет Колчина к его дверям?
И все-таки Колчин чувствовал, что не может уйти просто так.
Он поднялся на третий этаж. На двери квартиры была скромная металлическая табличка: «Д-р Франц Риттер». Колчин перевел дыхание. Нажал кнопку звонка. Послышались шаги. В случае чего он скажет, что ошибся квартирой.
Дверь открыл высокий человек лет тридцати. Рыжеватые свет* лые волосы, худощавое гладко выбритое лицо, под очками без оправы внимательные серые глаза. На прямых плечах — простой серый свитер.
Франц Риттер был очень похож на отца, но в то же время напоминал Колчину еще кого-то. Человека, которого он видел совсем недавно, в этом городе. Но кого? Пауза затягивалась.
И вдруг Колчин вспомнил. Всем своим обликом, серьезным взглядом глаз, спокойным ожиданием он напоминал того юношу, что собирал в кафе деньги для алжирских детей.
— Здравствуйте, — сказал Колчин. — Мне надо поговорить с вами…
Звездные голоса
Рисунки В. Стацинского
После беседы с планетами солнечной семьи и самим Солнцем мы считали, что на страницах «Искателя» удалось поместить все интересные космические интервью. Редакционное совещание постановило: этот раздел закрыть.
Но не тут-то было. На следующую же ночь после того, как было принято это решение, все радиостанции мира отметили страшное возмущение в эфире. Буквально со всех сторон небосвода доносились гневные голоса:
— А мы забыты? Мы, которых называют Маяками вселенной?!
— А разве нам, гигантам, нечего рассказать?
— Или нам, карликам?
— Мы — самые горячие…
— А мы — самые холодные…
Эта какофония продолжалась до тех пор, пока наш корреспондент в ужасе не воскликнул:
— Да кто же вы?
И тогда мощно грянул согласный хор:
— Это я, Галактика! Как вы можете там, на Земле, ограничиться одной солнечной системой, которая не более, как песчинка в моей россыпи звезд?
— Побеседовать с вами было бы весьма заманчиво. Но нельзя же беседовать хором…
— Хорошо, отдельные участки моего сияющего Млечного Пути будут попеременно вступать в беседу. Их мелодии постепенно сольются в единую симфонию, как привыкли вы к этому на Земле.
После паузы в эфире зазвучала приятная партия баритонов:
— Мы сразу бросаемся в глаза. Мы сами — словно небольшие галактики. Посмотрите в направлении созвездия Геркулеса, и вы увидите наш сверкающий звездный рой…
— Да, ошибиться нельзя. Это подают голос интереснейшие звездные скопления, получившие название «шаровых», не так ли?
— И каждое из нас объединяет десятки тысяч солнц, не менее ярких, чем ваше. Разве мы не заслуживаем самого пристального внимания?
— О, несомненно! И наши ученые уже давно наблюдают за вами. Они подсчитали, что таких шаровых звездных скоплений в нашей Галактике сто шесть. В телескопы удалось рассмотреть даже самые дальние из вас — такие, например, как звездный шар в созвездии Рыси. Его отделяет от Земли чудовищное расстояние в 175 тысяч световых лет. Так что, пожалуй, этот звездный остров можно считать уже как бы спутникам нашей Галактики.
— Приятно слышать, что вы не упускаете из виду даже самых дальних из нас. Но удалось ли вам заглянуть в глубину хоть одного шарового скопления и узнать что-нибудь о нашем внутреннем строении?
— Это сделал недавно советский астроном Н. П. Холопов. Он установил, что в каждом шаровом скоплении имеется более плотное звездное ядро. А на поверхности такого шара звезды располагаются почти равномерно.
— Это было не так-то просто разглядеть, не правда ли?
— Да, а теперь наши астрофизики стараются понять, почему лишь в некоторых местах Галактики звезды собрались вот в такие шары. Загадка эта интересует нас давно, но пока ответа нет. Удалось только заметить одну явную закономерность: чем дальше находится такое звездное скопление от плоскости галактического экватора, тем больше у него диаметр.
— И что же, по-вашему, это означает?
— Многие астрономы считают, будто это как-то связано с вашим происхождением…
— Возможно, возможно. Но, к сожалению, мы не можем больше вести беседу. Нас поторапливают другие участники звездного хора.
Мелодию подхватила группа дискантов:
— Наши звездные ассоциации не так заметны, они выглядят гораздо скромнее шаровых скоплений. Но ваши астрономы изучают нас гораздо внимательнее и пристальней, чем все другие уголки Галактики. Они не сводят с нас окуляры самых мощных своих телескопов.
— Конечно! Ведь, как предполагают открывший вас академик В. А. Амбарцумян и его сторонники во многих странах, звездные ассоциации — это звезды еще только рождающиеся. Они очень ярки и горячи, всегда встречаются группами, потому что еще не успели разойтись в разные стороны.
— Да, мы самые молодые, у нас еще все впереди!
— Несомненно! Ведь какие-то несколько миллионов лет для звезды — младенческий возраст. Открытие академика Амбарцумяна имеет громадное значение. Он впервые доказал, что звезды в Галактике рождаются и в наши дни. Развитие звездного скопления, к которому принадлежит Солнце, продолжается непрерывно, Но…
— Мы уже догадываемся, о чем вы хотите спросить.
— Еще бы, этот вопрос волнует всех астрофизиков. Нам уже мало знать, что в глубинах Галактики звезды рождаются и сейчас. Теперь нам хочется узнать, как это происходит. Из чего вы рождаетесь?
«Очевидно, не из пустоты. Ищите, внимательнее изучайте все уголки Галактики, и вы наверняка найдете материал, из которого создаются звезды…
— Позвольте! — глубокий, громовой бас перебил хор самых молодых звезд. — Что это за симфония? Все хоры, хоры. Должно быть и сольное пение!
— Конечно, но нам хотелось бы знать…
— Понятно. Вы так далеки от меня, что я кажусь вам самой обыкновенной звездой. А я — необыкновенная. Я звезда в созвездии Цефея, самая крупная во всей Галактике. Мой диаметр больше солнечного в тысячу раз. Попробуйте представить такое светило на вашем небосводе!
— Подумаешь! — перебил гиганта чей-то весьма сварливый голос. — Как говорится, велика Федула, да… А я вот постоянно меняю свою яркость, это гораздо интереснее, не правда ли? Обычно я выгляжу, как звезда второй звездной величины, а потом вдруг начинаю светить гораздо слабее — в пределах четвертой величины. За это меня еще в древности прозвали «Звездой Дьявола»!