Владислав Степанов - Искатель. 1964. Выпуск №1
Встав во весь рост, Линдаль увидел серые гребни и острые вершины лавового хребта. Они как бы висели в воздухе, отсеченные горизонтальной линией тумана. Эта линия медленно понижалась, туман уходил, как вода из шлюза. От нетерпения Линдаль кусал губы. Ему казалось, что серая завеса почти не рассеивается. Птичий гомон делался все оглушительней. И Линдаль понял, что линия тумана опускается вовсе не медленно. Просто шлюпку быстро несло к берегу.
Из лоции Линдаль знал, что подходы к маленькому необитаемому острову очень опасны. Он весь окружен прерывистым кольцом острых подводных рифов. Но другого выхода не было. К тому же Линдаль надеялся, что легкая шлюпка невредимой сумеет проскочить над рифами. На этот раз ему посчастливилось. Он даже не заметил, как миновал опасную зону. Вода вокруг стала значительно теплее. Отдельные клочья тумана молочными пенками еще корчились на воде. Мрачные серо-голубые скалы глядели неприветливо и отчужденно.
Линдаль подумал, что Дарвин, пожалуй, не написал бы «Происхождение видов», если бы «Бигль» не бросил в свое время якорь на виду этого мрачного и неприветливого вулкана. От этой мысли ему стало немножко теплее на душе. Он знал, что остров на самом деле не так уж гол и неприветлив, как это кажется сначала.
Он много лет мечтал об этой экспедиции, прочитал горы книг и журналов, с закрытыми глазами мог найти Галапагосский архипелаг на карте.
Птичий гомон сделался настолько оглушительным, что в нем потонули даже пушечные залпы обрушивающегося на берег прибоя. Из 89 видов гнездящихся здесь птиц 77 не встречаются ни в одном другом месте земного шара. Линдалю показалось, что все они слетелись на этот маленький остров, чтобы приветствовать его, Линдаля, поскорее уверить в своей реальности. Несмотря ни на что, он был счастлив. Далеко не каждому удается воочию увидеть, как сбываются мечты.
Линдаль взялся за весла и начал энергично грести к берегу, взглядом выискивая место, где бы можно было пристать. Он уже ясно видел большое стадо морских игуан. Доисторические драконы с колючими гребнями грелись на скалах, забрызганных стремительным прибоем. Морская пена пузырилась и подсыхала, подергиваясь сухой мыльной корочкой. Тысяча птиц ковырялась в гниющих черных отбросах, прыгала по базальтовой гальке, высиживала яйца. В прохладной воде огибающего остров течения резвилась пара морских львов. Черные, блестящие, точно затянутые в облегающие резиновые костюмы, они подымали к нему усатые морды, подпрыгивали и исчезали в волнах. Потом вновь появлялись, подкидывали в воздух сверкающую чешуей рыбку, проглатывали ее на лету и устремлялись за новой добычей.
Линдаль плыл вдоль линии прибоя, сгорая от нетерпения. Ему хотелось немедленно пристать к берегу, развести костер, выпить горячего кофе, но подходящего места все не находилось.
Когда терпение и силы были уже на исходе — он огибал в это время лавовый люк, — показалась ровная полоса береговой гальки. Волны накатывались на нее и, скользя по камням, далеко забегали на сушу, чтобы сейчас же устремиться назад тысячами журчащих ручейков.
Линдаль, сжав саднящими от мозолей руками отяжелевшие весла, и морщась, начал грести. Эти последние минуты, когда он плыл к берегу, показались ему длиннее дней, проведенных лицом к лицу с океаном. Под днищем загремела галька, и шлюпка замерла, периодически покачиваясь на приливной волне. Линдаль с усилием разжал покрытые водянистыми пузырьками пальцы. Они щемили от соленой воды. Потом он лег на дно и, задрав вверх ноги, стал смотреть в небо. Под самыми облаками, широко раскинув мощные царственные крылья, парил фрегат. Линдаль закрыл опухшие слезящиеся глаза и заснул.
Проснувшись, он оторопело смотрел на берег, на подножье вулкана. Солнце близилось к закату. В гальке свистел и рокотал начинающийся отлив.
Линдаль вылез из шлюпки и с трудом вытащил ее на берег. Тело болезненно ныло, в мышцах при малейшем движении просыпалась усталость. Голова была тяжелой.
Линдаль медленно побрел по влажной гремящей гальке. При каждом его шаге юркие пестрые крабики разбегались по своим щелям. Зато птицы не обращали на него ровно никакого внимания. Дрозды вертелись под самыми ногами, реявший в поднебесье ястреб, очевидно, из чистого любопытства спустился и, усевшись невдалеке от человека, начал пристально его разглядывать.
Линдаль обнаружил узенькую ложбинку, вьющуюся между двумя лавовыми языками. Цепляясь за шероховатую поверхность, он начал подниматься вверх. Несколько раз останавливался, ложился и, часто дыша, отдыхал.
Появились первые опунции. Их становилось все больше и больше. Линдаль с удивлением смотрел на большие голубоватые деревья. Когда подъем кончился и открылось поросшее лесом плато, Линдаль облегченно вздохнул. Зеленые густолистые кроны стройных скалезий, красные стволы пизоний, выглядывавшие из буйных папоротников, — все обещало покой и отдохновение.
Над темно-зеленой кроной леса виднелся подернутый сизым флером кратер. Линдаль знал, что в кратере находится глубокое и холодное озеро с яркой, голубовато-зеленой водой. Он чувствовал себя вернувшимся после долгой разлуки на милую полузабытую родину. Все, что он видел вокруг, он видел впервые. Но памятью сердца, памятью детской незабытой мечты он узнавал деревья, камни, зверей и приветствовал их как старый знакомый.
Линдаль улыбнулся, поднял лицо к небу и зажмурил глаза. Потом закричал. И крик прорвался сквозь воспаленное охрипшее горло. Линдаль быстро спустился вниз. Порылся в оставленных приливом и высушенных на солнце кучах и разжег костер. Он сварил кофе; разогрев банку тушенки и размочив в воде несколько галет, позавтракал. Все казалось очень вкусным и сочным. К нему подошел пингвин и, склонив голову набок, стал смотреть. Линдаль бросил ему кусочек галеты. Неторопливо, с большим достоинством, пингвин подобрал ее и, благодарно кивнув рыжим чубчиком, удалился. Линдаль залил костер водой, выкурил сигарету и, спрятав голову в тень огромного базальтового валуна, заснул.
Около года провел Линдаль на острове. Он охотился на диких свиней, ловил рыбу, искал черепашьи яйца, варил крабов. Часами бродил он по берегу в поисках интересных морских животных. Меж делом он отрывал от скользких камней моллюсков или вытаскивал из расселин маленьких осьминогов. На самой опушке он построил маленькую уютную хижину. В ней всегда было свежо и прохладно. Нежно пахла красная древесина пизоний. У входа покачивались широкие листья папоротников.
Каждый день на три-четыре часа Линдаль уходил в море. Где-нибудь над небольшими глубинами он сбрасывал в воду ультрагидрофон и, надев наушники, погружался в море звуков. Он слышал бесперебойное щелканье многочисленных раков-альфеусов, ритмическое урчание морских петухов, голубиные стоны горбылей, лай и скрежет ставрид. Порой все эти звуки тонули в привычном фоне шумов. Линдаль знал, что скрывается за таким «фоном». Мысленно он видел, как зубы рыб и клешни крабов разгрызают и дробят веточки кораллов, раковины моллюсков — непрерывное заглатывание, жевание, преследование. Но очень беден мир слышимых человеком звуков. Когда Линдаль включал преобразователь ультразвука, то всякий раз удивлялся разнообразию свистящих, жужжащих, воющих, гудящих тонов.
