Медж Мванги - Тени в апельсиновой роще
Он провел ночь, свернувшись калачиком на кресле в гостиной, поглядывая сквозь щель в неплотно сдвинутых шторах на крыши соседних домов.
Стрела, которой он воспользовался, была отравлена смесью змеиного яда и настоя смертоносных корешков растения килифи.
Примчавшись на квартиру к Курии, бандиты собирались вызвать врача, чтобы тот извлек стрелу, но тут у раненого начались конвульсии. Его зрачки расширились. Он стал быстро отекать, кожа позеленела. Они со страхом и растерянностью наблюдали, как он скрипит зубами, жует язык, как выступает у него на губах кровавая пена. Ломая ногти, раненый царапал пол, бился о половицы, точно смертельно раненный крокодил, и вскоре умер.
Минут десять Курия и его подручные смотрели на скрючившийся труп, боясь открыть рот.
Потом по команде Курии снесли одеревеневшее тело в машину, выехали за город и бросили его в лесу. После этого они хотели было отправиться по домам, но Курия и слышать об этом не желал — боялся оставаться один. Вернувшись к нему на квартиру, распили две бутылки виски. В шесть утра они спустились к машине, чтобы помыть ее, привести в порядок. О еде никто и слышать не мог — какой уж там завтрак!
Они примчались на «Апельсиновую усадьбу», когда Аль Хаджи еще не кончил завтракать. Он заставил их дожидаться у подъезда, потом открыл дверь кабинета и позвал Курию.
— Сейчас десять минут девятого, — начал он с раздражением.
— У нас э... проблема, — проговорил Курия, — Тони убит.
Курия был взъерошен, помят, глаза опухли от недосыпа.
Тони был его правой рукой: немногословный, дельный, преданный. Он был наиболее вероятным преемником Курии, если бы тот окончательно впал в немилость И вот он мертв!..
— Как так? — спросил Аль Хаджи и полез за сигарой в выдвинутый ящик стола.
— Убит, — ответил Курия, — отравленной стрелой.
Глаза Аль Хаджи сузились, он подозрительно уставился ими на Курию.
— Кем?
Курия объяснил, что произошло, упустив лишь то, как и где они отделались от трупа. При одном воспоминании о погибшем у него бежали мурашки по коже.
— За что?
Курия пожал плечами.
Голос Аль Хаджи был острым как лезвие.
— Теперь ты будешь оправдывать свою нерадивость тем, что кто-то охотится на вас с луком. Я бы поверил в это, если бы не знал, какой ты дерьмовый работник.
Курия опустил глаза на зеленый ковер.
— Трое вооруженных до зубов молодчиков бежали от первобытного туземца! — Аль Хаджи стукнул кулаком по столу. — Дружно наложили в штаны. Вот что, мне надоели твоя беспомощность и разгильдяйство. Чтобы сегодня же деньги были собраны! До последнего цента! Понял? Мне все равно — пусть хоть все лавочники возьмутся за оружие! Рикардо!
Итальянец заставил себя ждать. Наконец он ввалился в кабинет и, прислонившись к дверному косяку, молча уставился на Курию. Ему очень не нравилось, когда Аль Хаджи повышал голос.
— Расскажи-ка ему все, — велел Курии Аль Хаджи.
Лицо Рикардо, пока он слушал, кривила презрительная ухмылка.
— Я еду с вами, — сказал он, когда Курия смолк.
— Никуда ты не поедешь, — негромко возразил Аль Хаджи. — Помнишь, я предупреждал — на участке Курии чтоб духу твоего не было. Останешься здесь.
Рикардо перевел взгляд на Аль Хаджи, ухмылка превратилась в издевательский оскал.
— Не забывай, Эл, — сказал он, — мне принадлежит пятьдесят процентов акций этого предприятия.
Они обменялись злобными взглядами.
— Если что-нибудь пойдет не так, — сказал Аль Хаджи, — если полицейские тебя схватят, запомни: ты никого здесь не знаешь. Я не стану тебя выручать.
Когда Курия ушел, Рикардо сообщил Аль Хаджи про предательство Мими: ему вновь не удалось склонить ее к сожительству.
Глава 25
Фрэнсис Бэркелл был на Гроген-роуд в десять утра. Он прикатил во взятом напрокат темно-синем «датсуне». Остановившись у «Бакалеи Едока», он увидел, что входная дверь заперта и все занавески на окнах первого этажа сдвинуты.
Фрэнк вылез из машины, чтобы навести справки в соседнем магазинчике, и только там узнал о налете на «Бакалею Едока». Соседи сообщили ему о смерти старого хозяина. Что же касается Софии, то, насколько им было известно, она находится в больнице. Кимати видели здесь последний раз накануне в полдень.
В голове у Фрэнка все пошло кругом. Он сел за руль и поехал по всем городским больницам. В трех самых больших Софии не было. Сначала это вселило в него надежду — может, она оправилась и Джонни забрал ее! Но тут же надежда улетучилась, уступив место страшному, леденящему душу предчувствию: соседи говорили, что она получила тяжелые увечья. Снова сев за руль, он объехал остальные больницы, справляясь обо всех больных, поступивших в четверг. Регистрационная карточка Софии отыскалась в одной из больниц в ящичке с пометкой: «Скончавшиеся».
Фрэнк оцепенел. Слезы навернулись на глаза; он пошел назад к машине, не видя ничего на своем пути. Полчаса просидел неподвижно в кабине, прежде чем оправился настолько, чтобы вести машину.
«Джонни! — колотилось в мозгу. — Что они с ним сделали?
Машина медленно вырулила с больничной территории и поползла по проспекту Оргвингза Кодхека в сторону Харлингем Гроуз.
Джонни! Где же Джонни? Словно сам по себе, «датсун» снова покатил на Гроген-роуд. «Бакалея Едока» была по-прежнему закрыта. Фрэнк снова справился в соседней лавке и услышал в ответ, что Джонни так и не появлялся. Он вернулся к машине и плюхнулся на сиденье в полной нерешительности — что предпринять, куда идти?
Вот уже пять ночей Фрэнк толком не спал. С тех самых пор, как погиб старина Дэн. Казалось, уже прошла вечность, точно все это случилось в ином, нереальном мире. Пока в заповеднике бушевал огонь, Фрэнк работал без устали — помогал пожарникам, прочесывал саванну в поисках темноволосого браконьера.
Затем, когда пожар погасили, пришлось заниматься бумажной волокитой, строчить отчеты в трех экземплярах, проводить инвентаризацию. Потом он взял отпуск на неделю якобы с целью отдохнуть, а на самом же деле для того, чтобы отыскать убийцу или убийц старины Дэна.
И вот он прикатил в Найроби, чтобы узнать страшную новость: София и дядя Едок убиты, а Джонни точно сквозь землю провалился.
Фрэнк проснулся в испарине — в кабине жарища, и все же сон придал ему бодрости, в голове прояснилось. Дверь лавки дяди Едока по-прежнему была закрыта, шторы плотно задернуты.
«Где же ты, черт тебя побери!» — подумал он, вылезая из машины. Он подошел к двери и постучал, потом в приступе внезапного гнева ударил по ней ногой. Дверь распахнулась — она была не заперта. Фрэнк недоуменно потоптался на пороге, потом заглянул внутрь. Лавка была перевернута вверх дном, товары рассыпаны на полу. У двери, ведущей в закуток, на половицах большое пятно засохшей крови.
