Эмилио Сальгари - На Дальнем Западе. Ловцы трепанга
— Ты не девочка! Ты — детеныш ягуара!
Наступило молчание, прерываемое лишь глубокими вздохами какой–нибудь лошади да сонным бормотанием Гарри, должно быть и во сне негодовавшего на то, что ему пришлось утолять голод жестким мясом озерной вороны.
Потом Красное Облако беззвучно приподнялся.
— Ну, пора! Часы бегут, до становища арапахо не близко. А мне надо во что бы то ни стало поскорее добраться к Левой Руке.
— Выдержит ли твой конь этот путь, отец?
— Буду гнать, покуда он будет держаться на ногах. Падет — пойду пешком!
— А если проснутся белые, покуда ты будешь седлать своего коня, и обнаружат, что ты собираешься покинуть лагерь?
— Это пустое! Разве мне не приходилось уводить лошадей из–под носа дремавшей стражи? Иди ложись на свое место, не шевелись, и ты увидишь, как я исчезну, не разбудив бледнолицых.
Миннегага легко и беззвучно скользнула к месту, где еще лежал ее плащ. Но не дойдя до него совсем немного она вернулась к неподвижно стоявшему Красному Облаку.
Тот тихо погладил ее по щеке и сказал:
— Все–таки ты ведь мое родное дитя! Прощай! Иди же! Но она не уходила.
Индеец ласково повернул ее за плечи и слегка подтолкнул со словами:
— Иди же, иди, дитя! Пора кончать!
— Если ты, отец, раньше меня встретишь мою мать, — прошептала девочка, — то передай ей мой привет. Скажи, что я делала все, что ты мне велел, желая помочь моей матери в достижении цели. Ты скажешь, отец?
Она опять скользнула в сторону и скрылась во мгле. Увидев, что его дочь исчезла, индеец снял с плеча свой карабин, проверил, исправен ли курок, попробовал, свободно ли выходит нож из чехла, и затем медленно приблизился к месту, где безмятежно спали белые.
— Какой случай! — прошептал он. — Они спят мертвым сном. Три удара ножом в сердце — и они отправились бы в страну теней, а у меня было бы три скальпа врагов моего племени. Но нет, нельзя, нельзя! Это может повредить планам Яллы!
Постояв немного, он довольно тяжело плюхнулся на землю. Это было уловкой особого рода — средством убедиться, спят ли бледнолицые и насколько крепок их сон.
Заливистый и дружный храп спящих показал индейцу, что его маневр не нарушил сна трапперов. Однако Красное Облако еще два раза повторил тот же прием и только потом отполз на некоторое расстояние от спящих и подозвал тихим свистом своего коня. Лошадь была расседлана. На ней не было даже попоны. Это не остановило индейца. Одним прыжком Красное Облако оказался на спине мустанга и погнал его в ночную мглу.
Усталому коню, конечно, не хотелось пускаться в ночные странствия. Он охотнее остался бы рядом с конями трапперов. Но индеец сжимал коленями бока лошади, железной рукой натягивал узду. Конь, потоптавшись на месте, рванул и помчался стрелой. Топот копыт глухо раздавался в ночной тишине, потом звуки стали слабеть и слабеть. В лагере трапперов по–прежнему все было спокойно: охвативший усталых людей сон был так крепок, что трапперы не проснулись от шумного бега коня, уносившего Красное Облако.
Только маленькая индианка, разумеется, не спала. Она лежала закутавшись в плащ, но голова ее была открыта. Глаза блестели. Миннегага напряженно вслушивалась и всматривалась, одинаково внимательно наблюдая за удалявшимся отцом и мирно спавшими в двух шагах от нее охотниками. Минуту спустя, когда звука копыт коня Красного Облака уже почти не было слышно, дочь Яллы прошептала:
— И все–таки ты не сиу! Нет, ты не сиу! Сиу не ушел бы, не сняв скальпов со своих врагов…
Потом задремала и она.
Красное Облако без пощады гнал свою лошадь, подгонял ее криком, ударами колен по вздымавшимся бокам, наконец, ударами тяжелого кулака по голове измученного, задыхающегося, готового пасть животного. Иногда лошадь артачилась, вздымалась на дыбы, жалобно ржала, словно моля о пощаде. Но индеец, стиснув зубы, кричал:
— Вперед! Умри, но донеси меня до становища моих братьев!
И снова гнал своего коня.
Бедное загнанное животное дышало все тяжелее. Все чаще по его телу пробегала судорога. Крутые бока взмокли, и из широко раскрытого рта пена клочьями падала на росистую траву. Но Красное Облако все торопил мустанга, нещадно колотя его.
Потом, когда и это перестало помогать, когда силы коня почти иссякли, Красное Облако вынул нож и его острым концом стал колоть шею лошади. С жалобным ржанием, напоминавшим предсмертный стон, мустанг опять сделал несколько отчаянных прыжков и снова понесся галопом. Но его хватило ненадолго. Еще миг — и он рухнул на землю. Красное Облако предвидел это: пока конь падал, индеец спрыгнул с его спины и отскочил в сторону.
Короткое хриплое дыхание… Стон…
Загнанная насмерть лошадь с трудом подняла красивую голову и посмотрела полными тоски и ужаса глазами на индейца. Потом ее голова с глухим стуком упала на землю. Лошадь была мертва. Проклятие сорвалось с уст Красного Облака. Оглядевшись вокруг, он заметил, что вдалеке тускло блестит огонек. Он подумал, что это мог быть сторожевой костер. Это значило, что недалеко лагерь арапахо.
Индеец, не взглянув на верного коня, пошел на огонь. Он прошел двести или триста шагов, когда из темноты прозвучал повелительный голос:
— Стой!
— Я не двигаюсь! — ответил спокойно Красное Облако, скрестив руки на груди.
Его зоркий глаз разглядел, что его окружило не менее двенадцати человек, вооруженных копьями и карабинами. Они держались около пришедшего, готовые кинуться на него при первом неосторожном движении.
— Кто ты? Куда ты идешь? — прозвучал из мглы тот же повелительный голос.
— Ищу Левую Руку, великого сахэма арапахо!
— Кто послал тебя?
— Ялла.
— Вождь племени сиу?
— Да, жена Красного Облака, вождя Воронов.
— Как твое имя?
— Мое имя Красное Облако. Я муж Яллы.
Перед неподвижно стоявшим со скрещенными на груди руками Красным Облаком словно из–под земли выросла человеческая фигура.
— Привет тебе, Красное Облако, муж знаменитой Яллы! Я тот, кого ты ищешь! Я Левая Рука. — Потом, обратившись к воинам, державшим наготове свои копья и карабины. Левая Рука распорядился: — Зажгите факелы! Освещайте дорогу к нашим вигвамам дорогому гостю, вестнику Яллы!
ЯЛЛА
В ответ на слова Левой Руки, приказавшего своим спутникам зажечь огонь, вспыхнуло несколько факелов. Индейцы, всегда имеющие в запасе ветви смолистого дерева, выполняющие роль факелов, высекли огонь и зажгли свои импровизированные светильники. Левая Рука подошел к Красному Облаку, поднял руку в дружеском приветствии.
Знаменитый воин краснокожих, непримиримый и беспощадный враг бледнолицых, рассказами о кровавых подвигах которого много лет были полны дикие земли Северной Америки, пал вместе с другими знаменитыми, столь же прославленными индейскими сахэмами в ужасной схватке с волонтерами Колорадо, которыми командовал полковник Чивингтон. Но в те дни, о которых мы рассказываем, Левая Рука находился в апогее своей славы, считался непобедимым и одно его имя наводило ужас на бледнолицых.
