Поль д'Ивуа - Аэроплан-призрак
— С матрасом будет еще мягче!
Верзила было уже напыжился от удовольствия, как вдруг взгляд его упал на аккуратно расставленную посуду с провиантом. Он мгновенно побагровел, затем посинел, как будто пораженный апоплексическим ударом, и промычал жалобным голосом:
— Где же ветчина? Картофель? Вино? Куда ты их девал?
Петунич обернулся на крик своего компаньона. Он удивился на этот раз не меньше самого Сименса. Оглянулся вокруг, посмотрел вверх, вниз, направо, налево и, не найдя соответствующего объяснения, проворчал:
— Сам дьявол это проделал! Я все время был здесь. Ни одна душа не могла бы проскользнуть сюда, оставшись незамеченной. Может быть, какое-нибудь животное, собака, кошка… Так ведь их на борту нет. Да и они бы утащили ветчину, а не картофель.
— И не бутылки, — многозначительно прибавил гигант, присоединив и свои соображения к соображениям товарища.
В полном молчании друзья прикончили остатки ужина, не попавшие в лапы таинственного злоумышленника. Закончив трапезу и вышвырнув за борт пустые бутылки, Сименс и Петунич даже не подозревали, что за ними следят два проницательных глаза, горящие явным нетерпением.
Юноша ждал, пока они уберутся, чтобы самому приступить к подкреплению своих сил, так как он воздерживался от этого до сих пор из страха, что если начнет есть и пить, какой-нибудь случайный звук выдаст его присутствие.
Наконец матросы ушли, присоединившись к остальной команде, и юный страдалец смог наконец утолить свои муки.
Не зная, как долго ему придется пробыть в пути, он предусмотрительно приберег на будущее несколько картофелин, изрядное количество ветчины и бутылку вина.
Теперь голые доски показались куда мягче; он сладко растянулся во весь рост и заснул блаженным сном.
На рассвете была сделана новая остановка у пристани небольшого городка. Как он назывался? Триль не имел об этом ни малейшего представления.
Прошел еще один день, но юноше уже легче было переносить свое добровольное заключение. Внушительных размеров картофелина, кусочек ветчины, глоток прекрасного рейнского вина обеспечили ему более философское отношение к жизни.
Однажды внимание юноши привлек разговор, состоявшийся между рулевым и, видимо, офицером.
— Куда мы, собственно, направляемся? — спросил рулевой.
Офицер пожал плечами:
— По правде сказать, я и сам не знаю… Можно только предположить, если мы войдем в устье Эльбы, вот этой самой реки, по которой сейчас спускаемся…
— Значит, попадем в Гамбург?
— Нет, нет. Мы зайдем туда только на обратном пути…
— Как, разве мы еще возвратимся? А я думал, что мы улепетываем как можно дальше от этой треклятой Мисс Вдовы!..
— Мы-то возвратимся, но только уже одни. Английские пленники, мой милый, будут переведены на великолепную яхту водоизмещением в две тысячи тонн, которая пойдет в Северное море. Она ждет нас и, кроме того, сообщения по беспроволочному телеграфу от некоего Брумзена.
— Но ты наверняка знаешь, что мы вернемся в Гамбург?
— Можешь не сомневаться в этом.
С величайшим интересом прислушивался Триль к этому разговору, шепча про себя:
«Милый мой Триль, во что бы то ни стало нужно доплыть до парохода, который ожидает всех этих мерзавцев… Только таким образом я узнаю его название, так как всякое судно как-нибудь называется. А пароход в две тысячи тонн, если известно его название, не такая вещь, чтобы его нельзя было разыскать».
Успокоенный этим соображением, мужественный юноша стал ждать наступления ночи.
Около десяти часов вечера на правом берегу показалась цепь огоньков Гамбургского порта.
Вдруг юноша, любующийся из своего укрытия завораживающей картиной ночи, заметил на палубе два силуэта, облокотившиеся на портовый выступ в двух шагах от него.
Нетрудно было догадаться, что это фон Краш и Маргарита. К беседующим подошел Петунич.
— Сударь, — почтительно обратился он к фон Крашу, — читали ли вы сегодня какие-нибудь газеты?
И он протянул своему начальнику номер газеты, поместившей рассказ о пожаре блокгауза в Бабельсберге и о кровавом пятне на стенке императорского дворца в Градчине, оставленном «летающим человеком».
Немец подошел к ближайшему фонарю, развернул листок и стал читать. Маргарита смотрела через его плечо.
— Ах! — воскликнула она. — Этот раненый, лежащий без чувств человек, то есть не раненый даже, а быть может, и убитый выстрелом часового у императорского дворца…
— Несомненно, Мисс Вдова, — закончил фон Краш. Вдруг им показалось, что в ночной тишине раздался сдавленный крик.
Они не ошиблись, так как в своей лодке бедный Триль все слышал.
Узнав, что тот, которому он был так предан, умер или по крайней мере тяжело ранен — он не смог удержаться от болезненного восклицания. К счастью, само место, где он находился, было залогом его безопасности. Каким образом шпион мог бы заподозрить, что вот уже двое суток на борту находится посторонний?
Прислушавшись несколько минут, не повторится ли странный звук, фон Краш возобновил разговор.
— «Летающий человек» был несомненно Мисс Вдовой. Разве можешь ты представить себе кого-нибудь другого?
— Разумеется, нет.
— Положительно, для этого достойного инженера пробил час неудачи, — с какой-то фальшивой веселостью сказал старый мошенник. — Он по мне промахнулся, в него же попали!
— Поверьте, отец, я очень рада.
— Я верю тебе, Марга.
— Мне было бы так мучительно покинуть вас и вернуться в Гамбург, зная, что этот человек жив и угрожает вам. Теперь я буду спокойна. Даже если он только ранен, и то вы уже в безопасности.
— И ты сможешь совершенно свободно любоваться твоими английскими друзьями, сможешь угождать им на все лады, сможешь стать их служанкой…
Тон фон Краша сделался вдруг резким и даже угрожающим.
Маргарита взглянула на него с тревожным удивлением.
— Что вы говорите, отец!
— Ну! — воскликнул он, давая наконец волю ярости, до сих пор сдерживаемой. — Я говорю так, как и следует говорить с такой сентиментальной дурой, как ты!
Его голос стал громок и беспощадно груб.
— Ты выдала меня, негодная дочь! Эти проклятые англичане, чтобы их черт побрал, могут болтать теперь направо и налево, что я, фон Краш, был графом фон Кремерном, и ты еще воображала, что я дам им свободу, что позволю тебе присоединиться к ним, чтобы заодно с ними делать все возможное, чтобы предать меня всеобщему позору! Нет, честное слово, ты чересчур глупа!
— Что вы говорите! — вновь воскликнула его собеседница дрожащим голосом.
