Вилли Майнк - Удивительные приключения Марко Поло
Эти слова напомнили Саиду, что ему надо торопиться.
— Я знаю дорогу, — резко ответил он, вскочил в седло, скорчившись от боли, и, нещадно подстегивая лошадь, поскакал в ночь.
— Ну погоди, Салим, я еще вернусь!.. — бормотал он.
Бубенцы на поясе звенели. Соколиное перо в тюрбане и пайцза убирали с пути все преграды. День ли был или ночь, сияло ли солнце или туман окутывал долину и горные склоны, он видел только услужливые лица, везде ему подавали лучшие блюда, всюду склонялись перед ним спины писцов. Ведь он гонец Абаки!
Саид забыл все пережитые унижения. Его жалкая душонка льстеца была преисполнена высокомерия — он ведь стал гонцом с соколиным пером. Не забывайте этого, люди! Гнедые, белые, вороные кони с мускулистыми ногами и развевающимися гривами несли его на восток. Звенели подковы на каменистых дорогах. Караваны отходили на обочину, уступая всаднику путь.
Саид не знал отдыха. Измотанный непрерывной спешкой, он спал лишь по нескольку часов в сутки, просыпался посреди ночи от тревожных снов и громко требовал, чтобы факельщики немедленно проводили его до следующей станции.
До Ханбалыка оставалось двести миль. Он скакал на белом жеребце с шелковистой гривой. Солнце сияло. Лошадь неслась как стрела. В стороне от дороги буйволы тащили деревянные плуги, взрыхляя илистую землю рисовых полей. Небо над головой было бледно-голубым, а у горизонта серо-белым. Старик пастух, похожий на карлика, гнал стадо черных свиней, которые с громким хрюканьем рыли пятачками землю.
Бубенцы позвякивали на поясе гонца. Носильщики снимали с себя ношу и, переводя дух, глядели вслед мчавшемуся всаднику с соколиным пером в тюрбане. Спина у Саида уже не болела. Он только ужасно устал и мучительно хотел спать.
— Я скачу день и ночь. Видите, мой господин, как быстро я выполнил ваш приказ. Да уничтожит аллах этих чужеземных дьяволов… А Салим — предатель. Я знаю, он готовит покушение на вашу жизнь…
Так разговаривал Саид сам с собой, чтобы как-то скоротать время. Его волчье лицо расплывалось в довольной улыбке, когда он придумывал ответ Абаки:
— Ты верный слуга, Саид. Вот тебе в награду пятьсот шелковых лан… Что ты говоришь об этой собаке Салиме? Хорошо, я велю его убить.
Саид въехал в маленькую долину. Узкий ручей, вытекавший из озера, струился меж камней. Дорога полого спускалась к песчаному берегу. Саид поднес рог к губам и затрубил, чтобы вызвать слуг из ближайшего яма. Между двумя столбами в воде раскачивалась широкая лодка. Из тростника не спеша вышел рослый юноша. В руках у него была удочка.
— Эй, поторопись! — крикнул Саид. — Ты что, не видишь соколиного пера? Я гонец и везу важное сообщение господину министру Ахмеду в Ханбалык.
— Ахмеду? — мрачно переспросил паромщик и процедил сквозь зубы проклятие, которое Саид едва уловил.
— Да пошевеливайся, я тебе говорю! — в бешенстве заорал Саид и бросил ему поводья. — Не то я пожалуюсь твоему начальнику.
— Садись, гонец с соколиным пером.
Паромщик греб молча. Грива коня, сверкавшая на солнце, казалась серебряной.
— Озеро глубокое, — сказал паромщик и отложил весла.
Вдруг на том берегу из-за холма показался караван и стал спускаться к озеру. На верблюдов были навьючены прямоугольные деревянные клетки.
Печаль, промелькнувшая в глазах паромщика, на мгновение погасила горевший в них мрачный огонь. Он снова взялся за весла и как бы нехотя стал грести к берегу.
— В этих клетках фазаны, дикие утки, рябчики да еще и перепела. Ты видишь все это, посланец с пером?
Лодка ударилась о песок.
— Они предназначены для императорской охоты.
Саид не обратил внимания на слова странного паромщика.
Усердно выполняя приказ Абаки, он скакал день и ночь и хранил, как самое большое сокровище, письмо наместника к Ахмеду.
На пятый день пути Саид уже стоял на голом песчаном холме и глядел на раскинувшиеся у его ног предместья Ханбалыка. До него доносился звон колокольчиков бродячих лудильщиков, цирюльников, точильщиков. Он слышал, как ритмично бил в барабанчик величиной в пол-ладони старьевщик. Саид поскакал мимо домов, над которыми возвышались мощные стены и мраморные дворцы резиденции императора.
Саид не замечал ремесленников, которые работали в открытых мастерских, расположенных по обеим сторонам главной улицы, не обращал внимания ни на торговцев, ни на покупателей, толпившихся перед лотками и лавчонками, оставался равнодушным к соблазнительным запахам харчевен. Он трубил в рог и гремел бубенцами.
Он не чувствовал усталости — так его волновала предстоящая встреча с могущественным министром финансов Ахмедом.
Когда гонец вошел во дворец Ахмеда, им овладело необычайное возбуждение, и он весь отдался благоговейному ожиданию, к которому примешивался рабский страх. Саид беспрестанно проверял, цело ли драгоценное письмо.
— Я привез важное сообщение для господина Ахмеда, — сказал он прерывающимся голосом слуге, который увел его лошадь и указал, куда пройти.
— Вам придется немного подождать, — ответил слуга. — Господин министр находится сейчас у ее величества императрицы Джамбуи-хатун[27].
— Я должен немедленно видеть господина Ахмеда.
Слуга снисходительно улыбнулся и сказал:
— Ступай в канцелярию и отметься. Тебя вызовут. Я же сказал, что верховный наместник сейчас у Джамбуи-хатун.
* * *Ахмед вернулся от императрицы в середине дня в приподнятом настроении. Уже многие годы он пользовался благосклонностью Джамбуи-хатун и всегда умел добиться ее поддержки. Только благодаря влиянию императрицы он стал самым могущественным министром государства.
Ахмед еще хорошо помнил то время, когда он, преисполненный честолюбивых планов, покинул свой родной город и прибыл ко двору князя Эсень-нойона. Там он впервые увидел дочку князя, красавицу Джамбуи, и заметил, что ее черные глаза на мгновение задержались на его лице.
Однажды к Ахмеду явилась служанка Джамбуи и от имени своей госпожи приказала тайно передать письмо монгольскому хану Хубилаю. Сперва Ахмед хотел было с негодованием отказаться от этого поручения, ибо в душе надеялся со временем завоевать любовь юной красавицы, но потом холодный рассудок победил, и он не только выполнил поручение княжеской дочки, но и в дальнейшем продолжал служить ей с расчетливой преданностью.
Ахмед любил вспоминать тернистый путь, который привел его, жалкого купеческого сынка, к посту первого государственного чиновника. Все финансы огромной империи Хубилай-хана были в его руках.
Джамбуи-хатун не забыла верной службы Ахмеда.
