Александр Петряков - Колобок
Максим в последнее время стал задумчив и, хоть работал в прежнем режиме, процесс, раньше словно бы дававший прилив сил, теперь оставлял его равнодушным и стал все чаще раздражать. Новая секретарша Лидочка, девушка с очень странным разрезом карих глаз (они шли к окончанию бровей под углом почти в сорок пять градусов), еще не привыкшая, часто путала документы, что приводило к еще большему раздражению. В голове происходила какая-то незаметная кропотливая работа по переоценке ценностей. Ему теперь казалось, что жизнь над ним посмеялась. Все то, к чему он так упорно стремился, преодолевая всевозможные трудности и отказывая себе в обычных человеческих радостях и даже малом досуге, казалось теперь воздушным шариком. Каким бы он не был красивым снаружи, внутри него спертый воздух, дышать которым больше не хотелось. Он перестал интересоваться даже футболом, к чему был неравнодушен с детства, перестал думать о жене и больше не размышлял, как с ней поступить. Приходя домой, он ее, конечно, видел, но как бы и не замечал, несмотря на ее настойчивые попытки увлечь его своей некогда лакомой плотью. И только одно его интересовало и слегка тревожило: куда подевались брат и Светка? Иной раз его тянуло позвонить Макарову, узнать, нет ли новостей, но всякий такой порыв исчезал сам по себе или тому случалась причина, вроде телефонного звонка или иного отвлекающего пустяка.
В один из вечеров, когда в густых августовских сумерках подходил к дому, увидел возле двери Ирину Романовну. Она поджидала его, чтобы вместе войти в парадную. Ему не очень хотелось с ней встречаться, но выбора не было. Они поздоровались, и когда поднимались по лестнице, Максим из вежливости спросил, как у соседки дела. Она слегка откашлялась, как обычно делала в суде перед тем, как объявить приговор, и сказала:
— Мои дела — это чужие дела. С утра до вечера ими и занимаюсь. А как ваши?
— Ну, — хмыкнул он не без раздражения, — у меня хоть и свое дело, да только лучше бы и его не было.
— Что так?
— Допекло меня все, — с искренней вдруг досадой ответил он, — ни к чему душа не лежит, — и тут же подумал: с чего вдруг вздумал исповедоваться?
Шедшая впереди Ирина Романовна приостановилась, повернула голову и сказала:
— Понимаю. У вас ситуация не простая. Мой вам совет: возьмите отпуск, поезжайте в экзотическую страну и увлекитесь какой-нибудь страстной мулаткой.
Ирина Романовна при этом сдержанно улыбнулась, а Максим хмыкнул и ответил:
— Рад бы, как говорится, в рай, да грехи не пускают. Вы ведь знаете, мне брата надо найти.
Тем временем они поднялись на второй этаж и остановились у квартиры Павлодаева. Он вынул ключи, а Ирина Романовна спросила:
— Выкуп больше не требуют?
— Нет, — лаконично ответил Максим и вставил ключ в замочную скважину.
— Если потребуют, мой вам совет, не платите. Если ваш брат до сих пор не нашелся, а прошел уже месяц, и повторного требования выкупа не было, это означает, что либо он исчез безвозвратно, либо сам объявится.
Максим повернул к ней голову, долго молчал, анализируя сказанное, а затем сказал:
— Может, зайдете, поговорим?
— Не сейчас. Я очень устала. Давайте завтра вечерком. И лучше вы ко мне зайдите.
— Хорошо. В котором часу?
— Лучше после девяти.
Когда Максим открыл дверь, сразу увидел Наташу, которая старательно водила шваброй по полу прихожей. Короткий халатик едва прикрывал роскошные ягодицы, а груди, колыхаясь в такт ее движениям, стремились выскользнуть из расстегнутого халата. Такую картину Максим наблюдал уже вторую неделю, но никак не реагировал, хотя раньше набрасывался на жену в прихожей и почти насиловал прямо на полу.
На этот раз Наталья Сергеевна намывала пол с чрезмерным усердием. Брызги летели из-под швабры веером, и светлые брюки Максима, пока он пересекал прихожую, украсились темными пятнами. Он недовольно покосился на супругу и заметил на ее раскрасневшемся лице знакомое выражение подступавшего гнева. Не отрываясь от швабры, она сердито буркнула:
— Ноги вытирай!
Он ничего не ответил и поспешил в кабинет. А Наташа тотчас же бросила швабру на пол и ушла ванную. Через несколько минут вышла оттуда при макияже и направилась в свою комнату, третью часть которой занимал ее гардероб. Одевшись в джинсы и яркую майку, она вышла из квартиры и поднялась на третий этаж. Позвонила в квартиру Ирины Романовны, но за дверью было тихо. Постояв в нетерпении еще пару минут, Наталья Сергеевна еще раз нетерпеливо надавила пуговку звонка, и услышала голос Ирина Романовны:
— Кто?
— Я, это я, соседка со второго этажа.
— Ах, — послышалось из-за двери, — вижу. Подождите секундочку, я из ванны выскочила, сейчас оденусь.
Через десять минут обе женщины пили на кухне чай, и Наталья Сергеевна сказала, что когда намывала пол в прихожей, услышала через дверь, что уважаемая соседка пригласила ее мужа завтра в гости. С какой это стати? И с чего это она насоветовала Максиму мулатку? И что у них за секреты? И так далее.
Пришлось Ирине Романовне краснеть и извиняться. Краснела, впрочем, как мы знаем, и по другой причине. Она смотрела на соседку с обожанием, но порой ловила себя на этом и потупляла глаза.
Душа Ирины Романовны при этом напевала, а в голове мысли садились по обе стороны невидимого барьера. С одной стороны ей хотелось помочь прекрасной Наташе обрести свободу, а с другой — довести расследование истории с Колобком до конца, что, несомненно, очень сильно усложнит жизнь соседки. И полученная таким образом свобода едва ли будет ей в радость. Муж с ней разведется, и она останется, грубо говоря, на бобах.
И она решила постараться сделать так, если, конечно, получится, чтобы результаты расследования не бросили грязной тени на обожаемую соседку. Поэтому она успокоила Наталью Сергеевну, сказав, что никаких тайн у нее нет, что супруг хотел лишь получить у нее консультацию, коль скоро его брат теперь отсутствует и так далее. Неужели Наталья Сергеевна думает, что она, некрасивая старая дева, может быть ее соперницей? А что касается шутки насчет мулатки, то это — просто шутка.
Наташа успокоилась, спросила с удивлением: неужели Ирина Романовна до сих пор девушка? И стала даже слегка кокетничать, наблюдая, с какой трепетной любовью смотрит на нее соседка. Она не знала, что такое лесбийская любовь, и наблюдать за ее проявлением на лице уродливой, с лошадиным рябым лицом, женщины, было забавно, и даже слегка возбуждало. Впрочем, надо сказать, что и Ирина Романовна не ведала лесбийской любви. Она не обращала внимания на мужчин, ей всегда нравились красивые женщины, в свободное время она фантазировала на эту тему, но в реальности, даже если бы и случилась такая возможность, она вряд ли предалась бы своей страсти. Так что любовь тут была платоническая.
