Александр Бруссуев - In vinas veritas
К чему же ведут все эти раскладки? Конечно же к господину Жюлю Верну с его «Двадцать тысяч лье под водой». Там на «Наутилусе» всем верховодил капитан «Никто», а точнее, старина капитан Немо. И если наш незнакомец не является капитаном Немо, все-таки столько лет прошло, то старательно ему подражает. Хотя, какой смысл кому-то подражать?
В те далекие времена научный прогресс мчался со скоростью скаковой лошади, любые неясности старательно объяснялись с помощью технических новшеств. Лишь только неистовый китобой Нед Ленд носился по морям в поисках дьявольского морского чудовища, при более детальном ознакомлении, оказавшегося прототипом современных подводных лодок с кибернетическими мозгами. Или, все-таки, это был плод сделки с нечистой силой, заключенной потерпевшим поражение в восстании полуграмотным сипаем, одурманенным ненавистью к английским колонизаторам? Кстати, что любопытно, до сих пор в ставшей давным-давно независимой Индии используются железные дороги, построенные полтора века назад туманным Альбионом. Тот мизер, что соорудили индийцы к нынешнему дню самостоятельно, измеряется лишь долями процента от уже существующих путей.
Возраст у Немо должен теперь переваливать за полуторастолетний предел. Но, допуская существование сверхъестественных злобных сил, можно согласиться и с этим. Можно, конечно, быть скептиком — и это будет правильным, но все равно нужно как-то бороться с непознанным. Пусть, потом это покажется смехотворным, но зато сейчас — хоть каким-то движением против.
Примерно так я преподнес свою ночную догадку бывшему комсомольцу старпому Александру.
Тот внимательно меня выслушал, не перебивая и не смеясь, и только потом начал задавать вопросы, на которые я не мог ответить:
— Слушай, а цель какая всей этой ботвой преследуется?
— Почему он нас называл «берсерками» и «мечниками»?
— Неужели нам остается только одно: спиться здесь под полумифическим поводом?
Мне оставалось только сказать:
— Поживем — увидим.
В тот вечер мы вернулись в отель к ужину трезвыми, как стекла. Во-первых, это был эксперимент, а во-вторых — любой градус просто не лез в глотку.
34
Работа, в которую нам пришлось окунуться, была похоже, скорее, на услуги экскурсовода в музее, где роль последнего выполнял наш скособоченный «Вилли». Приходили все, кому не лень: и представители страховщиков, и экологи, и потенциальные покупатели. Стюарт сновал между ними ужом, пользуясь нашим расположением, и оторвал-таки контракт на проведение частичного осушения машинного отделения и топливных танков. В качестве наемных рабочих он рассчитывал на нас, тем более что мы через день — другой должны уже были набраться опыта на английском военном судне.
Народ, влекомый нами по мертвому судну, был все больше развеселый: они приходили парами и непрестанно шутили по поводу и без такового. Даже экологи, смеясь, предположили вариант, что совсем скоро солнце нагреет палубу, топливо в танках расширится и через вентиляционные трубы вытечет на всеобщее обозрение, загрязняя прибрежные воды. А это повлечет за собой такие огромные штрафы! Они даже руки потирали, представляя суммы. Мы их веселья пока не разделяли. Какое солнце, если здесь постоянно идет дождь?
Наверно, действительно мы выглядели очень скованными, потому как даже подобие улыбки выдавить из себя не получалось. И не мудрено. Дело в том, что наш эксперимент увенчался успехом. Ночной визит бестелесного капитана Немо доставил некоторые неприятности: голова болела, как с недосыпа или перепоя. Беседа с ним была тягостной, но на «белую горячку», к нашему всеобщему облегчению, не тянула.
Он прочитал целую лекцию о том, какую враждебную политику по отношению ко всем странам мира проводила, проводит и будет проводить Великобритания. Мы поочередно с этим соглашались, даже не пытаясь просто из принципа вступить в полемику. Я настолько проникся идеей борьбы, что даже был готов хоть сейчас вступить в армию добровольцев или выделить на благое дело доступные мне денежные средства. Я это проделал совершенно искренне, о чем теперь сожалел. Слава богу, все мои средства остались при мне. Пока.
Саша, в свою очередь, тоже бесновался и требовал немедленного суда в Гааге над происками английских прохиндеев. Наверно, сейчас и он сокрушался над своими словами.
Зато в ту ночь ни одна сволочь не пыталась выть под окном, или издавать какие другие непотребные звуки. Вероятно, в виде поощрения за нашу готовность к сотрудничеству и вообще хорошее поведение.
— Это просто чистой воды промывка мозгов какая-то! — возмущался старпом утром.
— Да только зачем? Не вижу никаких целей, — соглашался я.
— Может быть, таким образом нас вовлекают в секту, в надежде обобрать? — предполагал Саша.
— Да, по-моему, мы не самые богатые люди здесь в стране. К тому же вся эта возня с воплями баньши, трансмутациями Кэт, проекциями самого капитана и прочей ерундой подороже будет стоить, нежели можно отобрать у нас. Не понимаю, — сокрушался я.
— Предлагаю: выстроить в голове алкогольную защиту, — махнул рукой старпом.
Я согласился, скрепя сердце, но напомнил, что совмещать напряженную работу с винными возлияниями достаточно сложно.
— К тому же несколько ночей нам не придется провести в отеле: будем бороться с нечистотами «Брамблилифа». Надеюсь, вне стен «Рощи — могилы» нас никто донимать не станет — ведь в других местах наших ночевок видений-то не было. Тем более, привидений, — добавил Саша.
А я только добавил:
— Хамы, хамы, соленые огурцы. Кстати, а ведь более — менее соответствует истине то, что испокон веков Англия проводит такую гаденькую политику в отношении к другим странам.
— Впрочем, как и любое другое государство на Земном шаре. Люди везде одинаковы — закон, брат.
— Знаешь, когда давным-давно на заре туманной юности я узнал, что старый добрый английский музыкант Боб Гелдоф, добившись встречи с самой Маргарет Тэтчер, разглагольствовал на тему, зачем английское правительство делает поставки продовольствия в коммунистический Советский Союз, в то время, как эту еду можно было отправить в Африку, то я его резко разуважал. Даже слушая ночью 13 июля 1985 года по транзистору Севу Новгородцева с его обзором того грандиозного концерта, организованного Бобом в Лондоне и Филадельфии, я морщился: они против нас. Вот если бы тогда мне довелось услышать проповеди этого так называемого капитана Немо, я бы всей душой согласился и не кривил бы душой. Концерт был знатный, тем не менее! А теперь — я абсолютно равнодушен. Хотя, ночью я, конечно, был готов к труду и обороне, но так то же под давлением извне! И знаешь, чего я опасаюсь теперь, когда наваждение вместе с темнотой миновало? — спросил я старпома.
