Владимир Акимов - Поединок. Выпуск 9
— А, участковый, — председатель обвис на костылях.
Участковый подбежал, поправляя на плече ремень автомата. Остановился рядом, пытаясь заглянуть в темноту лица.
— Что это, председатель?
— Я тебя хочу спросить, сержант.
— Машина-то, «Додж 3/4», военная машина. Наша.
— Ваша, значит, — сплюнул Волощук. — Тогда бы ты и спросил у них: «Что такое?» Ваших-то.
— Ты чего говоришь? Чего говоришь… Ты же председатель сельсовета… Партизан… Ранение принявший.
— А что я тебе говорить должен? Прыгать на одной ноге? Радоваться? А?
— Откуда они выехали? — участковый полез в карман. — Табак забыл. У тебя нема?
— Залезь в карман. Вроде они от Капелюхов выехали.
Участковый скрутил цигарку, достал кресало и трут, зло звякнул по камню. Вспыхнули в темноте синеватые искры, оранжево затлел трут. Участковый прикурил, затянулся жадно несколько раз, обкусил конец самокрутки, протянул Волощуку.
— Ну, какие наши действия, председатель?
— К Капелюхам пойдем.
— Оно, конечно, так, идти надо. Никак без этого нельзя, — участковый снял с плеча автомат.
И они пошли. Двое. Только двое в этой недоброй ночи.
У забора дома Капелюха они остановились.
— Эй! — крикнул участковый, и голос его прозвучал в тишине неожиданно гулко. — Эй, хозяин! Капелюх, слышишь меня?
В темноте что-то заскрипело протяжно и тоскливо.
Участковый вскинул автомат. Волощук повел стволом нагана.
— Это дверь скрипит в хату, — сказал председатель шепотом. — Я был у Капелюха, так она прямо воет, проклятая.
— Ладно, Волощук, — участковый протянул ему автомат. — Ты не ходи со мной. При твоих подпорках толку от тебя там не будет. Ты прикрой меня, если что. Полдиска осталось. Так ты короткими. Слышишь?
Волощук взял автомат, передернул затвор. Пружина лязгнула тревожно и звонко. Он посмотрел на дом. В свете луны он показался непомерно большим от теней, прилипших к скату крыши и углам избы.
Участковый достал пистолет, постоял немного, вглядываясь в темноту, и шагнул во двор. Легко, стараясь не стучать сапогами, перебежал лунную дорожку, ведущую от калитки к хате, и остановился.
Снова протяжно заскрипела дверь. Звук был уже привычен, но все-таки неожидан, и опять он заставил участкового вздрогнуть.
Ступени крыльца заскрипели под его шагами. Участковый достал карманный фонарик, желтая полоска света вырвала из темноты крыльцо, золотистую россыпь гильз, какие-то тряпки, валяющиеся у двери.
Участковый толкнул дверь и услышал стон.
— О-о-о! — стонал кто-то протяжно и страшно.
— Кто здесь? — тихо позвал участковый. — Капелюх! — крикнул он сильнее.
— О-о-о! — отозвалось из дома.
Участковый толкнул противно заскрипевшую дверь, и луч фонаря осветил сени — поваленные лопаты и грабли, медное корыто, разбросанные ведра.
— О-о-о!
Луч фонаря мазнул по стенам. В углу сеней в неестественной позе лежала женщина с залитым кровью лицом.
Участковый, споткнувшись о гулко загремевшее ведро, шагнул к ней и осветил фонарем.
На полу, разбросав руки, в порванной ночной рубашке лежала невестка Капелюха Ядвига.
— Ядзя, Ядзя. Это я, Гончак, милиционер, Ядзя!
— О-о-о!
Гончак наклонился, оторвал от подола рубашки женщины полосу и начал аккуратно бинтовать ей голову.
— Ядзя! Ты меня слышишь?..
Женщина продолжала стонать надрывно, захлебываясь, и участковому казалось, что она прощается с жизнью. Луч фонарика вновь побежал по стенам, вырывая один за другим разбросанные предметы крестьянского скарба. И вид этих вещей, испокон веков имевших свое место, наполнил тревогой душу крестьянина, надевшего синюю милицейскую форму. Но он должен был идти, и, сжав пистолет, шагнул в комнату и повел фонариком.
Трупы. Залитые кровью, почти пополам разрезанные автоматными строчками, лежали там, где их настигла смерть. Разбитые шкафы, поваленный комод — все это увидел Гончак в свете фонаря.
Увидел и, пятясь, спотыкаясь о ведра и грабли, вышел на крыльцо. И здесь его начало рвать.
Волощук услышал странные звуки, будто кто-то плакал, захлебываясь. Он повесил автомат на шею, выдернул из-за пояса наган и заковылял к хате.
— Что?! — крикнул Волощук.
— Так, — захлебываясь, ответил Гончак, — там…
— Что там? Что?
— Капелюхов… побили Капелюхов…
— Всех? — голос председателя сел.
— Нет… Ядзя… Жива… Только стонет… Ранена…
— Где?
— В сенях.
— Что делать будем, Гончак?
— Постой, — Гончак вытер рукавом рот, присел на ступеньки крыльца. — Постой. Надо в райотдел сообщить. Ты, Волощук, здесь будь. Слышишь? Никого не подпускай. Я к телефону. Подмогу надо и врача для Ядзи.
— Только не лесом.
— Лесом скорее. Всего минут двадцать.
— Лесом не ездий, Гончак.
— Надо лесом, председатель, времени у нас нема.
Участковый гнал лошадь сквозь лес. Гнал, низко склонившись в седле, почти лежа на мокрой, пахнущей потом лошадиной шее. Гнал, стиснув зубы, пересиливая страх. И казалось ему, что из-за каждого куста направлен в него бездонный черный ствол автомата.
Райцентр. 4 сентября 1944 года. 1.30.
Райотдел милиции разместился в длинном одноэтажном здании ссудной кассы. С той далекой поры окна были наглухо забраны тяжелыми чугунными решетками. Дежурная часть находилась в кабинете кассира. Комнату делила пополам металлическая сетка с узкой дверью и окошечком для выдачи денег. Дежурный лейтенант в синей выгоревшей милицейской гимнастерке хорошо отточенным немецким штыком-кинжалом нарезал сало, слушая вполуха рассказ помощника, сержанта.
— Вот я и говорю. Вошли они, значит, в дом. В масках. Трое. И говорят: давай ценности. А тот им: нет, говорит, у меня ничего, все, мол, немцы забрали. Тогда они начали его бить. А один примус стал разжигать.
— А примус-то зачем? — дежурный ловко подхватил кусок сала, уложил его на краюху хлеба и протянул в окошко кассы.
— Как зачем? — сержант изумленно, словно на ребенка, посмотрел на лейтенанта. — Штык калить…
— Зачем?
— Пытать собрались.
— А.
— Вот тебе и а… А дочка хозяйская в другой половине спала, она в окно вылезла и на улицу. А тут машина наша едет…
— Ну?
— Что ну? Взяли их. Один, между прочим, полицай бывший.
— До чего сволочи всякой война развела, — дежурный изумленно закрутил головой. — Страх до чего много.
Зазвенел телефон, и лейтенант, с неодобрением посмотрев на него, снял трубку.
— Райотдел милиции, дежурный Слепнев. Кто?! Откуда? Гончак! А! Чего тебе, Гончак? Что? Да говори ты медленнее и не кричи так, я слышу. Что? Что ты несешь? Стой, записываю!
