Сергей Другаль - Мир Приключений 1990 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

Мама болела — не выходила из дома.

Авоську схватил Вася, поволок ее к выходу:

— Ребенка бы пожалел, дурак! — У самой двери обернулся, крикнул: — Дураком и помрешь!..

Обитая войлоком дверь захлопнулась…

АЭРОПОРТ ДОМОДЕДОВО. 18 час 05 мин

— Говорят, яблочко от яблоньки не далеко падает, — сказал Вася, запахивая сибирскую шубу, — но может откатиться… И довольно далеко. — Он оглядел Киру с ног до головы. — Вообще ты, девочка, неплохо упакована. — Он взъерошил мех на оторочке Кириного пальто и даже зачем-то на него дунул. — Где работаешь?

Кира пожала плечами: попробуй ответь…

— Понимаю, — усмехнулся Вася. — Наивный вопрос. Кто в наше время выглядит на свою зарплату?

Он что же… не расслышал о чемоданчике?.. У кого в наше время двести тысяч в “дипломате”, да еще чеками? Это же вдвое больше, почти полмиллиона, если на черном рынке…

— Не торопишься? — Подхватив под локоток, Вася вывел ее из зала.

Приблатненный паренек поспешил следом.

В третьей багажной секции толпились у ленты транспортера пассажиры хабаровского рейса. Приблатненный сюда не зашел…

— Гляди внимательно, — сказал Вася. — Если тут не окажется второго такого чемоданишки, значит, ты, мамочка, прозевала своего миллионера.

Лента пошла. Пассажиры подхватывали свои вещи и уходили. Вася снял две громадные сумки.

Лента остановилась — вещей больше не было, секция опустела.

— Надеюсь, ты на колесах? — сказал Вася. — А? Подбросишь?

У Киры уже иссякало терпение.

— Я же сказала: отдаете мне кейс и уходите.

Васе тоже надоело:

— Дура ты! Откуда в моем “дипломате” двести тысяч?

— Не знаете, что везете?

— Я в чужие чемоданы не заглядываю!

В колыхнувшихся стеклянных дверях отразилась фигурка Приблатненного. Он вещей не получал и никуда не уходил.

— А ты?.. — В голосе Васи звучало откровенное подозрение. — Ты-то почем знаешь, что в моем чемоданчике?

— Случайно выяснилось, что мы знакомы… — Кира говорила правду: это выяснилось действительно случайно. — И мне поручили вас встретить.

И это было правдой: поручили. Но вот кто поручил?

— Значит, ты та самая дама, которая должна была ждать меня на телеграфе? — Вася вздохнул вроде бы с облегчением.

— Я и ждала на телеграфе, — обрадованно подхватила Кира, — пока не выяснилось, что вы не вылетели в тот день из-за погоды.

Кира нарушила свой главный принцип: говорить только то, что было на самом деле, ничего не выдумывая, и сразу получила по заслугам.

— Вот что, Кирюшенька, — твердо сказал Вася, — никакого кейса я тебе не дам. Никто меня на телеграфе не должен был ожидать. Это я так сказал, для проверочки. Прости старичка.

С виноватым видом пригладил ладонью меховую оторочку Кириного рукава и нагнулся за своими сумками.

— Стоять! — скомандовала Кира шепотом. — Я сотрудник уголовного розыска.

Вася как будто ждал этого. Распрямился.

— Ну что ж! Не так обидно для твоего отца, как если бы ты с теми породнилась, чья это посылочка.

Ну вот и заговорили об отце. Этого разговора Кира особенно боялась.

Но Вася не стал продолжать.

— А пальтецо это и сапожки… австрийские, — спросил он, — тебе на Петровке выдали?

— Это мои вещи.

— Кто же ты по званию?

— Капитан.

— Значит, супруг приличный человек. — Вася подхватил обе сумки одной рукой, в другой по-прежнему крепко держал чемоданчик. — Пойдем, что ли, посидим…

Приблатненный за ними не пошел.

Вася выбрал укромный уголок с аэрофлотским узким диванчиком. Отсюда было видно кафе-бар, уютно поблескивающее кофейным автоматом. Сумки Вася поставил на пол, кейс — к себе на колени.

— Вот что, Кира. Посылочку я отдам только на законных основаниях. Как у вас там полагается: согласно ордеру в присутствии понятых. Ну, хотя бы… — Вася указал рукой на пассажиров, толпящихся у стойки кафе-бара. — Хотя бы этих…

Он привстал с явным намерением пойти позвать кого-нибудь.

— Сидеть!

— Ну чего ты дергаешься? Вошла в роль? Забыла, что ты из милиции? Кто тут за нами может следить, чудачка?

— Преступник. Причем очень опасный!

— Да что ты говоришь? — Он явно не желал принимать ее слова всерьез. — Но вряд ли теперь ему что-нибудь обломится. “Моя милиция меня стережет”, как сказал поэт.

— Поэт сказал “бережет”.

— Тоже красиво. Стеречь меня вроде бы не за что. А?.. Надеюсь, ты понимаешь, Кирюшенька, что я к этим деньгам не имею никакого отношения?

— Тем более надо отдать.

В ответ он еще крепче сжал ручку кейса:

— У дяди Васи пока еще честное имя, дядя Вася никогда людей не подводил. Мне доверили без счета, в запертом чемоданчике, сказали, там фигли-мигли, ну… цацки женские… бабушкино колечко… ложечки для варенья…

Ошибки быть не могло. При досмотре багажа в Хабаровском аэропорту просвечивающая аппаратура подтвердила: кейс набит пачками денег. Сколько их — было известно заранее. И заранее договорено с хабаровским УВД: человека с деньгами пропустить.

Но Вася, разумеется, не знал, что его ведут и передают из рук в руки оперативники двух городов. Он продолжал:

— Вам же мало того, что в семье горе: человек загудел — виноват, арестован, — так вы готовы все описать. Семью по миру пустить. Я ставлю себя в его положение. Для кого он все это делал? Для себя? Господи, Кира, что нам, мужикам, надо? Сыт, пьян, нос в табаке. Ради этого нет необходимости запускать руку в государственный карман, достаточно подобрать то, что само падает. Все для вас, для наших лапушек! И вот, посуди: жена такого человека — ну, который загудел, — она не привыкла, как другие, нищенствовать…

— Другие — это я?

— Мы о мужиках говорим, Кирочка, о сильном поле. Вот и о тебе, видать, мужик позаботился. — Он снова окинул оценивающим взглядом Кирину “упаковочку”. — Мужчина идет на риск — на то он и мужчина. Но если он загудел, оставил женщину без средств, так сказать, для приличного существования, хотя бы на те годы, пока он там трубит, так это действительно преступник.

Приблатненный вышел из третьей багажной секции не один, с ним был громадный мужчина с раздутым портфелем. Проходя мимо аэрофлотовского диванчика, оба покосились на Васин чемоданчик и многозначительно переглянулись.

Разговор опасно затянулся. Кира положила свою ладонь на Васину руку, сжимавшую ручку кейса:

— А если за эти фигли-мигли человека убили?

За платформой, где стоял хлебный ларек, простиралась утоптанная множеством ног рыночная площадь, ограниченная с трех сторон фанерными павильонами: фотография, тир, скупка… Держа маленькую Киру за руку, отец, все в той же синей шинели, с извечной своей сумкой участкового, шел между рядами торгующих, стараясь не очень-то приглядываться. Какие-то кучки шушукающихся субъектов рассеивались при их приближении и вновь сбегались, как только участковый показывал спину. Лишь инвалид с опухшим от пьянства лицом не сделал для милиции исключения, прохрипел требовательно, указывая беспалой рукой на гору трехрублевок в своей ушанке: