Георгий Свиридов - Джэксон остается в России
Компания одобрительно загудела. Джэксон не понял.
– Как это меняемся местами? Ты хочешь стать боксером?
– Нет! Что ты! Просто, я отбираю у тебя сестру, так как я в настоящий момент один, а без дамы быть не положено.
Рита наградила Блайда улыбкой. Ободренный, он щелкнул каблуками, подражая военным, подставил ей руку:
– Прошу, миледи! – а Сиднею бросил шутя. – Ты можешь блуждать в этой пустыне в поисках очаровательного пола и отбивать любую.
– Только не кулаками, – добавил тощий высокий студент, и компания дружно захохотала.
Их непринужденная пустая болтовня и беззаботная веселость сбивали Джэксона с толку. Он, привыкший всегда быть серьезным и целеустремленным, терялся и шел, как говорят, не в ногу. Особенно мучил его вопрос о Блайде. Почему тот так к нему отнесся? Потому что он стал известным боксером? Сидней не верил ему ни на йоту и все время был внутренне начеку. Мало ли что тот может выкинуть! Особенно он опасался за сестру. Такие пройдохи не одну девушку заставили проливать горькие слезы и дорого расплачиваться за краткие радости. Но ничего опасного в поведении компании он не замечал. Наоборот, все открыто восторгались им, его силой и славой. И завидовали ему. Это он видел по их глазам.
Блайд не отходил от Риты. В его взглядах, которые перехватывал Сидней, светилось восхищение.
Широко распахнулись высокие двери, ведущие в соседний зал, и распорядители бала торжественно пригласили гостей к праздничному столу. Оркестр грянул туш. Все устремились в открытые двери. К Сиднею подошел лакей в расшитой золотыми галунами ливрее и поклонился:
– Сэр, вас просит к себе верховный глава Христианского союза. Я провожу вас, сэр.
Джэксон последовал за ним. Они прошли вдоль праздничных столов к возвышению – к самому почетному месту. За продолговатым столом восседали важные и солидные американцы. Среди них, к своей радости, Сидней увидел Норисона. Тот улыбкой ободрил боксера, встал и представил его двум джентльменам. Один из них, седой и тощий, долго смотрел на Джэксона подслеповатыми глазами сквозь очки в золотой оправе, потом сказал:
– Хорош!
Другой, в два раза толще Норисона, с головой, круглой, как голландский сыр, долго тряс руку Сиднею.
– Стопроцентный американец!
Сидней осторожно держал в ладони пухлые пальцы джентльмена, унизанные массивными кольцами. Потом его усадили рядом с толстяком. Норисон находился тут же. Он успел шепнуть Сиднею:
– Тебе везет! От этих людей в большой степени зависит судьба чемпионского титула.
Джэксон по-новому посмотрел на своих соседей. Так вот они какие, сильные мира сего! Гости меж тем шумно рассаживались.
Первый тост предоставили тощему старику. Все сразу смолкли. Он сдернул с груди салфетку и начал шамкающим голосом речь о величии Соединенных Штатов, о прогрессе и технике, о благородной и возвышенной нации – американцах, представителях белой расы, которой сам всевышний предопределил руководящую роль в этом мире.
Когда он кончил, оркестр грянул «Жил был весельчак Джон». Сидней пил безалкогольный напиток, составленный из фруктовых соков. Он уже догадался, что его сосед, тощий старик, и есть верховный глава Христианского союза.
После нескольких общих тостов в зале началось оживление. Джэксон с возвышения хорошо видел Риту. Она, счастливая и веселая, упивалась успехом.
Полный джентльмен поднял бокал и, предложив выпить за успех белой расы, повернулся к Сиднею:
– За ваш успех!
К Сиднею потянулись бокалы.
Вскоре верховный глава в сопровождении своих приближенных покинул зал. Норисон ушел вместе с ними.
Начались танцы. Молодежь устремилась в соседний зал. Джэксон попытался предупредить Риту, чтобы она была осторожнее. Но сестра зло сверкнула глазами:
– Не твое дело. У меня своя голова на плечах.
И, положив руку на плечо Блайда, закружилась с ним в вальсе.
Сидней отошел к стойке, уселся на высокий стул. Он пил фруктовый коктейль и смотрел на проплывающие мимо пары. Рядом шумно беседовали подвыпившие джентльмены.
– Клянусь Девой, наша мисс Кальвира купила своему бульдогу бриллиантовый ошейник. Он стоит почти двадцать тысяч долларов.
– Ерунда! Мой дядя закатил званый ужин в шахте, которая дала ему первый миллион, – вот это была сенсация!
Сидевший рядом высокий юноша наклонился к Джэксону.
– Плутократия! Скоро бриллианты жрать станут. А мне еще два года на карачках ползать…
– Вы тоже знаменитость?
– А что прикажете? Если я перестану ползать на четвереньках, то подохну с голоду. А мне еще два года до окончания университета.
Сидней мысленно представил себе этого долговязого парня, бегущего на карачках по грязному полу под свист и улюлюканье пьяной толпы. И ему стало жаль его.
3На следующий день после бала Сидней был снова на ферме и с жаром тренировался. В гимнастике и беге, в прыжках со скакалкой и работе со спортивными снарядами он находил не только удовлетворение, но и внутреннее спокойствие. Тренировочная площадка и помост ринга стали для него тем местом, где он становился самим собой. Тут не нужно глупо улыбаться и заискивать перед теми, кто оценивает тебя, как фермер, покупающий лошадь. Тут если кто-нибудь и рассматривает тебя, то робко стоит в стороне, завороженный силой и ловкостью, следя восхищенным взглядом за каждым движением!
Джэксон недавно прочел биографию механика, который стал автомобильным королем – одним из богатейших людей Америки. Джэксон тоже мечтал о славе и богатстве. В сущности, чем он хуже Форда? Тот сделал бизнес, строя своими руками самокаты – «коляски без лошади», а он, Джэксон, тоже делает своими руками бизнес на ринге. Значит, и у него должен быть свой миллион. Миллион может быть у каждого человека, об этом пишут в журналах и газетах. Он сам видел фотографии преуспевающих американцев, которые в прошлом были бедными.
Правда, он знал человека, чья тропа к миллиону пролегла через ринг, и который так ничего и не добился в жизни. Но при одной мысли о Фиорелло Сидней только грустно улыбался и пожимал плечами. Что может быть общего между ним, любимцем фортуны, и этим типичным неудачником, чья жизнь с самого начала пошла кувырком?
Что же касается второго спарринг-партнера, то о жизни Оргарда Джефриса Сид не знал ничего. Джефрис не любил распространяться о своем прошлом, предоставляя окружающим его людям право удовлетворять любопытство догадками и предположениями. Джексон не раз задумывался о его судьбе: как же мог бывший чемпион так опуститься и стать «человеком для избиения»?
Спросить Оргарда Сидней не отважился – их отношения были далеко не дружескими. Недавний чемпион держался независимо и часто подчеркивал свое превосходство. Да и на ринге, несмотря на то, что Сидней был в десять раз сильнее его, Оргард не раз угощал Сиднея неожиданными и коварными ударами. В подобных случаях Боноски останавливал поединок и, медленно повторяя удар, объяснял Сиднею его ошибку и показывал, как лучше и эффективнее защищаться. Когда же удавалось провести удар Оргарду, тот только усмехался и рычал:
