Александр Казарновский - Поле боя при лунном свете
– По твоей логике получается, что именно Гольдберг и не может быть их агентом. Уточняем формулу. Вместо «поселенцы исключены», «поселенцы и левые исключены».
Йошуа заржал.
– Как бы то ни было, – продолжал я, – давай все-таки продумаем еще одну провокацию и проверим и Гольдберга и этого лысого.
– Давай! – радостно закивал, тряся кисточкой, Йошуа. – Двореле предложила то же самое.
Ах вот как! Уже «Двореле»? Резвый темп, Йошуа. А как же невеста? Не говоря уже о друге.
Кстати, в этот момент я догадался, откуда у нее такое имя – не мама же с папой в России назвали ее Дворой. Она такая же Двора, как и я Рувен. Да Верка она! А в Израиле имя чуть-чуть видоизменила.
– Что она предложила?
– Мы придумываем провокацию, а она бросает наживку этим двум.
– «Уважаемые сотрудники. У меня к вам экстренное сообщение. Йошуа и Рувен едут на перекресток «Городок» картошки купить.
– Ну, зачем уж так?
– А как?
– Ребята, вам не надоело?
Мы хором подпрыгнули, я – сидя, Йошуа – стоя. Шалом хохотал, скрестив длинные ноги, прислонясь к дверному косяку. Мы вопросительно смотрели на него откуда, мол, ты, прелестное дитя? Прелестное дитя присело на краешек стола и заговорило.
– Ничего, что я на столе? Ты, надеюсь, не кладешь на него святые книги? Ну так вот, я тут стою уже минут десять, слушаю ахинею, которую ты, Рувен, несешь и удивляюсь одному – насколько у вас трафаретное мышление! Ловушка – раз, ловушка – два, теперь – ловушка – три. Вы зациклились на ловушках, вы ни о чем, кроме ловушек, не хотите думать, при этом не понимая, что любая ловушка может разоблачить не их, а вас.
– А что же делать? – выдохнул Йошуа.
– Устройте еще одну выставку работ Иошуа, только не на квартире, а в «Мифаль а пайc», культурно-спортивном центре. Почему бы вашему агенту арабов, если он в принципе существует, на нее не пойти. Там он может затеряться и послушать, о чем говорит Йошуа с остальными, или наоборот, завязать с ним контакты. Но это начало. Дальше нужно сделать шаг, который их спровоцирует, но не будет выглядеть, как провокация.
– Какой? – спросил я.
Шалом вздохнул. – Мы должны их расшевелить, ошарашить, вынудить на какие – то действия. Как первые лучи рассвета шарят по вершинам гор, а затем, нащупав что-то, точно иглы одноразовых шприцов, проникают под кожу ночи и вспрыскивают свет, так же в мою кору головного мозга пошла откуда-то инъекция прозрения. Знал ли Шалом ответ заранее, когда ставил вопрос? Это мне до сих пор неизвестно. Шалом парень отчаянный, но предложить такое другому человеку он бы вряд ли решился. А ведь ответ лежал на поверхности. Заставить их зашевелиться, менять направление всего? Да нет ничего проще! Вы охотитесь за Ави Турджеманом – так нате, вашего брата завалил не он, а я! Ваши дальнейшие действия? Кого бы вы не завалили, второй скажет – ошибочка вышла. А с другой стороны, и на провокацию не похоже. Правда, страшно. Одно дело сидеть у входа в ущелье или в лес, наставив дуло автомата на тропку, а другое – стать потенциальной мишенью, даже не зная, кто стрелок.
Итак, «некто в сером» начнет метаться между мной и Ави. И он же занимается Иошуа. Тут – то он себя и выдаст. Шансов много, но не сто из ста. Весь план с моим саморазоблачением, как убийцы араба, построен на опять же весьма вероятном, но не сверхдостоверном предположении, что «некто в сером» действует в одиночку. Потому что засечь мы сможем лишь если один и тот же будет разрабатывать и меня, и Ави и Иошуа. Такого легко вычислить – он всюду суется. А вдруг их двое? Один занимается одним, второй – другим. Как нам тогда отделить их от десятков людей, с которыми мы просто общаемся. Кроме того, даже если он один, он может добить одного, а затем заняться вторым. Меня не устраивало чтобы этой первой жертвой стал бы Йошуа. И знаете, альтернативный вариант мне тоже не нравился.
Я сидел за покрытым бурыми солнышками металлическим столиком. Йошуа и Шалом стояли. Я тоже встал. Бунт на корабле? Пусть будет бунт на корабле.
– Ребята, – сказал я. – Я понимаю, что должен донести до всех окружающих, и в первую очередь до сотрудников Совета поселений, что террориста убил не Турджеман, а я. Но я этого делать не буду.
За пятнадцать дней до. 3 таммуза. (13 июня). 20:30
– Не буду есть, – в сотый раз сказал Гоша и отвернулся к стене.
И в сотый раз, раздвинув ему челюсти, я впрыснул в открывшуюся пропасть фарш, которым накачал шприц с отпиленным концом. А затем все мои усилия пошли прахом, потому что Гошу затрясло в конвульсиях и вырвало.
– Что делать! – сказала Инна, когда я ей в отчаянии позвонил. – Эта гадость, которая сидит у него в опухоли, разносится по всему организму. Сейчас дайте ему отдохнуть, а утром еще раз попробуйте покормить.
Гоша окинул комнату мутным взглядом, сделал несколько неверных шагов в угол, рухнул, как бревно и через несколько минут густо захрапел.
В это момент раздалось:
– Атраа! Атра-а! Тревога!
Разбуженные шафаны серыми ночными комками во тьме запрыгали по скалам, которых чуть ли не на каждой улице Ишува в изобилии.
– «Атраа! Атраа!» – завизжала сирена, проносясь по улицам, тревожа сердца жителей Ишува.
А за ней голос в рупор: «Внимание! Внимание! Объявляется тревога. Просьба закрыть окна и выключить свет. Внимание! Внимание! Объявляется тревога. Просьба закрыть окна и двери и выключить свет»
Одновременно с этим снова пискливо застрекотал мой мобильый.
– Алло!
– Рувен? Здравствуйте, это говорит Ирина!
Как сказал Маяк, приятно русскому с русским обняться. Ну почему я так редко бываю в гостях у Давида с Ирой? Хорошие ребята, свои во всех отношениях. По-своему мне близки религиозные, и по-своему – «русские». Но кто может мне быть ближе, чем религиозные «русские».
– Да, Ирочка.
– У нас объявляется тревога.
Ира – одна из работниц секректариата Ишува, которым поручено обзванивать народ, когда объявляется «атраа» – тревога.
– Ирочка, это действительно тревога или держим порох сухим?
– Сообщили, что вышел террорист в сторону одного из поселений. Какого – пока не известно. Просят закрыть окна, две…
– …ри, выключить свет. Это я уже слышал. Как я узнаю, что отбой?
– Слушайте радио «Ишув». Девяносто семь целых пять десятых.
Сирена, доехав до самого верха, возвращается сюда: «– Ааааааааа! Атра-ааааааааа! Ар – рааабы! Ар – рааабы!». Гошка не пошевелился.
Дверь я запру, а свет гасить или на окна натягивать трисы, так у нас называют жалюзи, не собираюсь. Привыкаешь ко всему, включая эти самые тревоги.
В первый раз, помнится, пошла пальба и я, как дурак, прилип к окну со своим «эм – шестнадцать», готовый «сражаться до последней капли крови». Но сейчас уже пятая или шестая «атраа». Да пошли они к черту! Нервы себе еще портить.