Ценитель - Сергей Котов
Он несколько раз пытался под разными предлогами попасть туда. Даже не для того, чтобы вытащить брата, но хотя бы чтобы он не был один.
Когда начали стрелять, было очень страшно. Он прекрасно понимал, что каждый выстрел может быть последним, и вздрагивал, пугая младшего Борьку. А тому тоже досталось на прошлой неделе: Чёрт (так они называли поселившегося в их доме фрица) положил сахарок на крыльце, и подзывал детей, чтобы они, значит, его забрали.
Он не успел остановить младшего брата; тот подбежал и потянулся за лакомством. Чёрт же, насмехаясь, наступил на его ладошку чёрным сапогом и вдавил в почерневшие доски.
Борка закричал и заплакал. Перенести такое было невозможно никак. Он, зажмурившись и не обращая внимание на окрик старшего Вальки, рванул к фрицу и врезался головой прямо ему между ног.
Борьке удалось сбежать. А его спасло только то, что в этот момент подошёл интендант и что-то сказал Чёрту на ухо. Тот, ругаясь, выбежал из дома. Кажется, привезли что-то важное, и он отправился командовать разгрузкой.
И вот теперь за всех отдувался Валька.
Он подошёл к Петеру, так звали переводчика фрицов. Плача и размазывая по лицу слёзы, он изо всех сил пытался давить на жалость. Обещал, что справиться лучше, там, в курятнике. В конце концов, тот действительно позволил ему войти. И вовремя: кто-то из пьяных фрицев начал рассказывать историю, остальные отвлеклись, а им с Валькой удалось незамеченными выскользнуть через открытую дверцу курятника.
Хуже всего было на следующий день. Чёрт решил устроить показательный суд над Борькой. Почему не над ним самим? Понятно, почему: чтоб было больнее и страшнее, Борька ведь маленький, и почти ничего не понимает. А мучаются они все.
Фриц потащил детей в их бывший дом. Сам сидел на стуле, за столом возле зелёной лампы. Что-то много говорил на немецком, заставляя Петера переводить. Он едва запомнил это судилище — но вот то, что произошло потом, врезалось в его память надолго.
Приговор оказался страшным: Борьку решили повесить.
Мама стояла на коленях, умоляла, каталась по полу. Но это Чёрта только веселило и раззадоривало.
Фриц вытащил Борьку во двор, надел на него заранее приготовленную петлю из шарфика, перекинутую через яблоню в их дворе.
Мама выла. А он сам сначала будто застыл внутри. Но потом в голове что-то взорвалось, он начал брыкаться и ему удалось вырваться из рук Вальки. Он подбежал к болтающемуся в петле брату, поднырнул под его ножки и встал, упрямо глядя на фрица. Борка громко заплакал. А фриц смотрел на него, издавая каркающие звуки, которые должны были означать смех…
Им опять повезло: ровно в этот момент во двор зашёл полковник, какая-то важная шишка из штаба. Брезгливо наморщившись, он велел Чёрту прекратить всё это.
Борька потом не мог нормально спать неделю. Постоянно вздрагивал и плакал во сне. Мама его успокаивала, пела колыбельные. Потихоньку, мало-помалу как-то пришёл в себя, только сделался молчаливым, замкнутым.
Они старались помогать партизанам. Батя иногда ходил в лес — рассказывал об изменениях, которые произошли у фрицев. Давал сведения по составу и вооружению, и прочие нужные вещи. Иногда, в совсем тяжёлые зимние дни, помогал с припасами. Даже за счёт детей. Его мама за это ругала, но тот не слушал. И он был согласен с батей — партизаны были важнее их.
А потом Вальку и Зою угнали немцы. Обманом заманили на работы — и увезли. С интервалом в неделю.
И это было самое худшее время. Он скрипел зубами от отчаяния по ночам, пока однажды не решился проследить за отцом, когда тот ушёл в ночной лес.
Когда отец, рассказав нужные сведения, возвращался обратно, он вышел к костру, разведённому в большой яме возле землянки.
Партизан было трое: одного из них он знал, бывший зам председателя колхоза. Остальные оказались ему не знакомы.
— Батюшки, это что ж за явление-то такое? — удивился он, увидев вышедшего из леса мальчика.
— Здравствуйте, дядя Семён, — вежливо поздоровался он. — Я к вам хочу. Хочу фрицов бить. Я могу полезным быть: пролезу там, где взрослому не пролезть. Могу взрывчатку под эшелоны закладывать.
Он насупился, стараясь сделать суровое, серьёзное лицо, как полагается настоящему партизану.
Бывший зам председателя грустно улыбнулся. Потом позвал его к костру, угостил сладкой водой с лёгким запахом чая и коры.
Они долго говорили. Про войну. Про долг. В конце концов, дяде Семёну удалось убедить его, что сейчас его место возле родителей. Они тоже делают важную работу, помогая партизанам и просто выживая. А задача детей — им помогать и придавать смысл их жизни.
Уже когда он согласился с его доводами и был готов возвращаться, дядя Семён вдруг предложил:
— Сегодня взяли грузовик на дороге. Много трофеев. Давай так: ты выберешь что-то полезное для себя и для семьи. Только очень осторожно, чтобы при обыске это не нашли ни в коем случае! Иначе будет беда.
— Понял, — согласно кивнул он.
Потом дядя Семён отвёл его к большому деревянному ящику, который стоял возле землянки. Внутри было множество каких-кто коробок и жестянок.
— На вот, выбирай, — сказал бывший председатель.
— Всё, что хочу? — на всякий случай уточнил он.
— Всё, что хочешь.
Поначалу он думал взять жестянку с печеньем. Борьку порадовать. Он видел такие в домах, занятых фрицами. Иногда им даже перепадали крошки, оставшиеся на дне.
Но потом он случайно наткнулся на матерчатый чехол, внутри которого был небольшой перочинный ножик.
Он не был ценителем, даже начинающим, но эта настоящая вещь была такая мощная, что даже он что-то почувствовал.
Семён тоже поначалу не хотел ему отдавать ножик, говорил, что это слишком опасно. Что лучше взять какое-нибудь лакомство. Но он смог настоять, ведь было же твёрдое обещание…
Дедушка глубоко вздохнул, прервав свой рассказ, и сделал глоток свежего кофе, который только что сварила Лидия.
— Как думаешь, о чём мог мечтать мальчишка, переживший всё это? — спросил он, глядя на меня.
Я задумался на пару мгновений.
— О том, чтобы родных спасти. Наверное, — наконец, ответил я.
— Видимо, это тоже, — согласился дедушка. — Потому что они все выжили. И знаешь, так совпало, что именно в этот период происходит коренной перелом в войне. Сталинград, за ним Курская дуга… но мальчик тот мечтал не об этом.
—
